— Возможно. Но ты все равно нарисуй, — и добавляет. — Значит, жарим?
— Так вредно же! — вскидываю брови.
— Но ты же любишь!
— А ты? — прищуриваю глаз.
— И я тоже! — смеется.
— Не, ну нормально, а? А нельзя было сразу просто сказать, что и ты такую же любишь!
— Не смог удержаться... Насладиться твоей реакцией на слова.
— Чего? — вскидываю удивленно брови.
— Вот. Опять, — он улыбается. — У тебя такая живая мимика на лице порой. И такая интересная реакция на слова иногда.
— Что значит живая? А чего она неживая должна быть, что ли? Я что, неживая что ли совсем? — подскакиваю и оглядываюсь, чем бы в него запустить.
Ничего такого под рукой нет. И я кидаю в него карандашом. Естественно, я промазала. Он удивленно на меня смотрит. Потом начинает смеяться. Я сначала хотела обидеться, но, слыша его заразительный смех, сама начинаю улыбаться. И отворачиваюсь, пряча улыбку.
— Эй, малыш, ты чего? Обиделась?
Я замерла. Так меня мама называла. Мама! И я кидаюсь в комнату за телефоном. Александр кинулся за мной.
— Прости, я не хотел!
А я, схватив телефон, хотела вернуться в кухню и, разворачиваясь, делаю шаг в ее направлении. Он же, в свою очередь, кидаясь за мной, уже прошел в комнату. И вот тут-то мы и столкнулись.
— Ай! — я глажу ушибленный лоб.
— Ой! — он гладит свой нос.
— Больно? — в один голос спрашиваем.
Он сдерживается, чтобы не рассмеяться. Я сначала прыскаю от смеха, а потом смеюсь в голос. Александр тоже.
— Ты чего убежала-то? — спрашивает он, отсмеявшись.
— Вот, — показываю телефон. — Маме позвонить надо.
Смотрю, у него брови кверху подымаются.
— А чего так резко вдруг? Я думал, что тебя обидел.
— Да нет, все нормально, — отвечаю, набирая номер. — Просто ты меня «малыш» назвал.
— Меня так обычно мама зовет, — подымаю на него глаза. — Выключен.
— Что же это, всё выключен и выключен? Может, чего случилось? — спрашиваю растерянно.
— А мама у тебя как работает? Выходная должна быть суббота, воскресенье?
— А, нет. У нее, наоборот, рабочие должны по графику. Но я ее вчера весь день не видела, думала, она поменялась.
— А на работе она всегда трубку берет? — снова спрашивает Александр.
— Да нет. Не всегда. Но она всегда перезванивает.
— Может, ни к чему, что телефон сел? — выдал он версию. — Может...
***
— Вот уже и вечер скоро, а я так и не дозвонилась до мамы, — вздыхаю я.
— А давай я схожу к ней? — предлагает Александр.
— И что ты ей скажешь? — спрашиваю я.
— Ну-у... Не знаю, — отвечает он. — Не придумал еще!
— Я ж вроде как экскурсирую по монастырям, — говорю. — А ты что, придешь и скажешь: Саша до вас дозвониться не может. Я пришел узнать, как у вас дела. Да? А нельзя ли мне ее сумку взять. Уж больно она ей нужна! А кстати, мне бы она точно не помешала. Сумка...
— Да я понял, — он помолчал. — Слушай, а между прочим, так и можно сказать.
— Ага! А как ты мне ее передашь? Сумку-то! Как у мамы дела, ты, допустим, мне можешь позвонить, сказать. Или она телефон включит и сразу наберет. А сумку-то скажет, как вы передадите, да и зачем — она скоро сама приедет. Или, может, скажет, а почему она ее вообще забыла. Не, не вариант.
— Ну а может, я просто с твоими ключами схожу и возьму сумки, пока твоя мама на работе? — спрашивает Александр.
— Ага! А мама с работы придет и ментов вызовет. Скажет, обокрали. Или чего, я из монастыря прискакала и забрала?
— Ну, тебе и так плохо, и так! — возмущается он.
— Да просто, а вдруг за квартирой наблюдение устроят? — приходит мне в голову дикая мысль.
— Кто? — опешил Александр.
— Как кто? Сам же сказал, что меня ищут! Вот они и устроят. И проследят потом за тобой с сумкой-то.
— Блин, точно.
— Так что придется мне все три дня в одном и том же ходить, — вздыхаю.
— Да это не проблема. — говорит Александр. — Если хочешь, я могу одолжить тебе свои вещи...
Я вздёргиваю брови: «Ты чего!»
Он, кажется, обиделся.
— Да не в этом дело, что ты их носил! Просто они мужские, — поясняю я. — Ну согласись, нелепо будет смотреться. Еще больше внимания привлеку.
— Я думал, тебе дома ходить, — растерянно говорит Александр. — Просто чтоб удобнее было. В шортах, например, и футболке. А не в свитере париться!
— Я имела в виду на улицу! — возражаю я.
— Да у тебя домашний арест!
— Так ведь... — и не знаю, что возразить. — Вот ведь...
Я покрутила опять локон волос в руке.
— Ладно, уговорил слабохарактерную! — говорю. — Давай, тащи сюда шорты и майку.