С первого раза он не среагировал никак, не дал отвернуться, отстраниться, прижал к себе ближе, а потом еще сильней в поясницу впилась ручка.
— Ринар! — Альма чудом смогла вытащить руки из его хвата, поймать лицо мужчины ладонями, чуть отстранить от себя, заставить смотреть в глаза. — Что с тобой?
Вместо того, чтоб ответить, он снова попытался приблизиться, даже получилось — Альма позволила себя поцеловать, теперь уже немного спокойней, пройтись руками по бокам, ощупывая, скатывая ткань по бедрам вверх, а потом, возвращая ее на место, втянуть носом воздух. Во второй раз он отстранился уже сам.
— Почему ты здесь? Что произошло? — Альма даже не заметила, как перешла на ты, слишком сейчас было неважно остальное. Только он… Мокрый, холодный, отчаянно жадный.
— Зачем ты полезла к окну? Зачем, Душа? — Ринар перехватил ее руки, поднес пальцы к губам, по очереди целуя, а потом обдавая горячим дыханием. Ему казалось, что холодно как раз ей.
Собрав брови на переносице, девушка какое-то время просто смотрела на лорда, не понимая, что он имеет в виду, но вдруг поняла и…
— Я не собиралась бросаться! — его предположение заставило опешить. Она ведь даже не думала. Понятия не имела, как это может смотреться извне.
— Не делай так больше, Альма, умоляю. Не делай. Я думал, что не успею.
— Но вы ведь не поэтому здесь… Не поэтому приехали? — кажется, он снова не расположен был разговаривать, вновь потянулся к ее лицу, отпустил руки, прижал к себе.
— Мне приснилось, что дом горит, что ты в пламени, я думал, это не сон, думал, так работает наша связь. Боялся, что не успею…
— Горит? — слушая его прерывистые объяснения, девушка пыталась понять их смысл, а это было очень сложно, ведь он, такой реальный, близкий отвлекал изо всех сил.
— Это был сон, гелин. Просто сон, а я поверил, что ты в опасности. Слишком много думал, слишком сильно боялся, слишком настойчиво ждал… Прости, что не дождался письма.
Сейчас ему тоже стоило бы развернуться, выйти, дать ей одеться, ожидать в гостиной, объяснить все по-человечески, попрощаться, уехать, дождаться этого чертового письма, но Ринар не мог. Не видел ее месяц, если не считать собственных снов, а теперь не мог насмотреться, надышаться, начувствоваться.
— Вам нужно раздеться, милорд. Вас бьет дрожь, — Альма ощущала, как то и дело вздрагивает прижавшееся к ней тело, какой хриплый у него голос, пылает кожа, горят глаза. — Пустите, пожалуйста, я принесу чистое…
Сложно вести разговор с человеком, который куда больше внимания уделяет поцелуям, чем словам, но Альма должна была делать и говорить именно это. Должна была попытаться ненавязчиво отстранить, заставить сесть, снять плащ, достать чистую сухую одежду, нагреть ванну. Дело ведь сейчас не в том, что он нарушил слово, приехал, когда она не просила. Альма не желала мужу проваляться с лихорадкой добрую неделю. Никому не желала и ему тоже. А еще пыталась из последних сил цепляться за рациональность, чувствуя, как телу передается его дрожь, но ее точно знобит не от холода.
— Ринааааар, — очередная попытка вразумить мужчину закончилась протяжным стоном. Он явно не собирался вразумляться. Зато собирался мучить себя и ее поцелуями до тех самых пор, пока она не взбрыкнет. Ринар не сомневался — обязательно взбрыкнет. Хотел только успеть ею надышаться. Если не навсегда, то хотя бы еще на месяц, в который она не пожелает его видеть.
— Я уйду, клянусь. Дай мне секунду. Одну секунду, прошу, — он повторял эту просьбу уже множество раз. И каждый раз не уходил. Вспоминал глаза, которые видел сквозь огонь, а потом то, как она скользит ладошками по раме и наклоняется чуть ближе к окну, и снова по телу проходила дрожь, снова он не мог… физически не мог заставить себя отлепить от нее руки, взгляд и губы.
— Ринар… — а Альма вдруг поняла, что и не хочет. Должна хотеть, чтоб быстрей ушел, но не хочет. И не терпит — наслаждается. Как тогда, в фиолетовом зале. Должна была терпеть, сцепив зубы, а на самом деле наслаждалась. И сейчас происходит то же. Только тогда он так хорошо контролировал себя. А теперь в ней контроля больше, а желания пользовать этим контролем — никакого.
Девушка снова поймала его лицо ладошками, чуть отстранила. Он просто смотрел. Неизвестно, смог бы уйти, оттолкни она его сейчас, но хотя бы попытаться она точно могла. Должна была оттолкнуть, а не привстать на носочки, самой прижаться к до сих пор холодным губам, шепнуть: «не уходи», почувствовать, как поднимают на руки, несут к кровати, на которой ей столько раз снились сны о нем.
А теперь можно будет уже не грезить. Можно будет вспоминать, оживлять в памяти. И ведь сны по сравнению с реальностью такие блеклые.