Выбрать главу

— Пусти, пожалуйста, — мотнув головой, Альма снова попыталась вырваться. Тщетно.

— Тише… — не пустит. Как бы ни молила, все равно не пустит.

Сжав в своей ладони тонкую девичью руку, Ринар поднес ее к губам, сначала грея холодные пальцы дыханием, а потом целуя каждый пальчик, ладошку, снова пальцы. Каждую царапинку. Ее трясло. И пальцы тоже подрагивали. Из-за него.

— За что? — а еще голос охрип. И глаза… Его любимые глаза, умеющие метать молнии и излучать такую нежность. Они были сейчас больными. Она лишь на миг обернулась, бросая взгляд через плечо, но он успел заметить это. — За что ты так жесток со мной, Ринар? За что? Что я сделала?

Резко отвернувшись, Альма закрыла рот вольной рукой, заглушая всхлип.

— Почему я, Ринар? Почему? За что так… больно? — по щекам продолжали катиться слезы, а он молчал. Молчал и целовал пальцы, шею, скулу, щеку, заставил повернуться в его руках, завладел другой рукой. — За что?

Не в силах больше ни сопротивляться, ни сдаться, Альма следила за тем, как он целует, дышит, касается, смотрит…

— Пойдем, — а он не спешил с ответом. Встал сам, поднял на руки девушку, резко развернулся на месте, направляясь прочь.

Он шел не по дорожке, а напрямую к дому через высокую траву, не обращая на это никакого внимания. Касался губами шеи девушки на своих руках, шептал, прижимал еще тесней, чувствовал, что тело до сих пор дрожит, снова целовал, шептал, прижимал…

В спальне не изменилось ничего. Только флакон пропал с пола. Ринар усадил Альму на кровать, сам опустился к ее ногам, стянул мокрое платье…

Она не сопротивлялась. Сидела безвольно, следя за тем, как он справляется со шнуровкой, как раздирает одну из нижних юбок, как бросает теперь уже не платье, скорей просто тряпье, на пол, как берет ее лицо в свои руки, покрывает поцелуями лоб, щеки, как целует кончик носа, губы, глаза…

— За что? — а у нее как-то резко охрип голос. И вопрос получился очень тихим, практически неслышным.

Он отстранился, но руки не убрал. Долго смотрел в глаза. Теперь в слишком зеленые глаза.

— Прости меня, Альма.

— За что, Ринар? За что? Зачем я тебе? Господи, Ринар… — договорить Альма смогла далеко не сразу, сначала пришлось справиться с собой, с тем, что дышать ровно до сих пор не получалось, всхлипы душили, да и слезы никак не хотели высыхать. — Отпусти меня, прошу… — девушка протянула руки к лицу напротив, взяла его в свои пальцы так же, как он держал ее, посмотрела прямо в глаза. — Умоляю, я так не могу. Отпусти. Ты же меня убьешь.

— Нет, — Ринар мотнул головой, в попытке высвободиться, но Альма не дала.

Ей вдруг показалось, что она наконец-то нашла выход. Ей нужно оказать далеко от него, тогда будет легче. Тогда будет так, будто его и не было в ее жизни вовсе, и сжигающей изнутри любви через ненависть тоже не было. И жуткого желания, чтоб он любил в ответ, не было. Ничего не было.

— Нет, Альма. — Мужчина перехватил ее руки, притянул к себе, заставив склониться близко-близко к своему лицу. К полному решимости лицу. Он не отпустит. — Я больше никогда тебя не отпущу. Уже когда-то отпустил. И свою ошибку не повторю. Не отпущу, Альма. Ни за что.

— Я умру, — Альма закрыла глаза, глотая очередную слезу.

Это казалось ей очевидным. С ним — она умрет. Но проблема ведь в том, что и без него… Господи, она ведь умрет еще раньше.

— Никогда, Душа. Пока я жив, ты не умрешь, я не дам. Ты будешь жить.

— Мне больно.

— Я люблю тебя, — не выдержав, он склонился к ее губам, приник к ним. — Ты мой рай, и ты мой ад, Душа.

Она застыла. Застыла, толком не осознавая, что он снова целует, нежно касается полуоткрытых губ, что продолжает держать ее запястья в своих руках, что слезы вдруг прекратились.

— Ты…

— Ты моя, Альма.

— Ты… — он целовал губы, глаза, отливающие золотом волосы, а потом возвращался к лицу.

— А я твой. Прости за зелье, но я боялся… Боялся за тебя, потому… Ты ведь действительно можешь меня ненавидеть, имеешь на это право, а ребенок… Ты права, дети должны рождаться не тогда, когда мы сами не знаем, что чувствуем. Хотя я знаю — я люблю тебя. Ты мне веришь?

— Нет.

Ринар опустил тяжелую голову на колени жены, принимая такой ее честный и болезненный ответ. А чего он ждал? После всех недомолвок, обмана, молчания? Ведь будто специально проверял, на сколько ее хватит. Она оказалась небывало сильной, но у всех есть предел. Даже у его такой стойкой, смелой, храброй гелин есть предел. Просто он надеялся, что им хватит ее терпения на дольше. Если бы хватило…