Глава 20
Утром он уехал. Это не удивило и не… расстроило. Ведь теперь Альма знала — он убегает не от нее, а к ней. Каждый раз стремится вновь попасть к ней.
Совсем потеряла гордость? Забыла все, что пережила, из-за каких-то дурацких признаний? Возможно, все именно так. Альма прекрасно отдавала себе отчет в этом. И ей было плевать. Важно лишь то, что сердцу легче, и сердце верит. А еще поет — тихо, но звонко.
На этот раз о зелье Ринар не напоминал.
После отъезда мужа, Альма долго сидела на кровати, вертя очередную баночку в руках. Она бы жутко хотела, чтоб после этой их ночи появился ребенок. И теперь ведь выбор за ней — может плюнуть на осторожность, забыть о зелье, а потом терпеливо ждать, прислушиваясь к себе. И рано или поздно почувствовать то, о чем мечтает — почувствовать, что в ней теперь живет плод их любви. Но выбор действительно за ней… И потому она может сделать так, как хотел бы он.
Альма выпила содержимое флакончика, а потом еще какое-то время крутила его в руках. Ринар боится. Не беспочвенно — у него есть на то причины. И забеременей она сейчас, ему придется несладко. Он и так рвется на части, а узнай о том, что у них будет ребенок, станет рваться еще сильней. И как бы ни хотела Альма осуществить свою новую мечту, была согласна с тем, что сейчас не время. Пока. А потом… потом у них обязательно будут дети.
Смену настроения хозяйки заметили все служащие. А еще заметили, что в дом были заказаны новые шторы, выбран ковер в библиотеку, отдан приказ вычистить серебро, меню на завтрак, обед и ужин теперь согласовывалось с леди Ринар. Все менялось. Оказалось, что стоит себя отпустить, перестать сражаться, становится легче. Альма перестала. Признала свою любовь, пусть болезненную и больную, но все же любовь, и стало легче. Поверила ли она словам Ринара? Сама бы не ответила. Хотела верить, но даже если это не так, если он не любит, если ему только кажется, это не так уж важно. Неизвестно, сколько это продлится, но сейчас у нее в руках то, о чем Альма так долго мечтала. Так какой смысл думать, что будет после?
Ринар вновь начал писать, Альма пыталась отвечать ему как можно быстрей. Приезжать слишком часто не получалось — Валия подтягивала к границе войска, чувствуя мятежные настроения жителей соседнего государства, Азария же, в лице Синегара, по-прежнему сомневалась, стоит ли укреплять оборону приграничных территорий силами королевской гвардии.
Альма представляла, с каким удовольствием Ринар выписывает слова «индюк», «идиот» и прочие относящиеся к его величеству в письмах, прочесть которые могла она одна. Лорд Тамерли был вечно в разъездах, Альма ждала. Однажды он написал, что ее ждет сюрприз. Это слово ассоциировалось с единственным событием — его приездом, ждать леди Ринар стала с еще большим рвением, но муж ее удивил.
Когда щит полыхнул, Альма как раз была на крыльце. Сердце зашлось в быстром темпе, руки почему-то задрожали. Подобрав подол платья, она помчала к воротам, представляя, как обнимет, поцелует, прижмет к себе, как не выпустит ни на секунду, даже в столовой, в ванной, в конюшню отправится следом.
Когда девушка достигла ворот, они со скрежетом открывались. Первой показалась морда лошади. Грузной, тяжеловесной, не той, которой верен был Ринар, а потом…
— Гелин…
Альма выдохнула, не в силах промолвить и слова. Она так долго не видела своего учителя, товарища, немного отца. Так сильно по нему скучала. Чувствовала себя настолько виноватой перед ним. А он сам приехал… Ее смешливый усач, непревзойденный рассказчик, язва, способный поддеть, суровый учитель. Ее Аргамон.
— Ну что же ты, гелин, стала важной леди и даже не обнимешь старика? — мужчина передал лошадь стражам ворот, а сам раскрыл объятья, делая еще один шаг в сторону застывшей девушки со стоящими в глазах слезами.
— Аргамон! — она помчала навстречу, почувствовала, как руки наставника смыкаются за спиной, а потом позорно расплакалась. Плакала так, чтоб он не мог уличить ее, уткнувшись в жилет, навзрыд, чувствуя себя нашкодившим ребенком, прощеным родителями.
Она долго не могла успокоиться, бесконечно извинялась за то, что не отвечала на письма, что не приезжала и к себе не звала. Призналась, что очень боялась в один день узнать, что его уже нет, а она… Она рвала тогда с прошлым и больше всего жалела именно о том, что он тоже часть того прошлого.