Так легко было когда-то расставаться с ним, даже не попрощавшись, а теперь было безумно жаль, что не нашла тогда для него и слова. Это ведь может быть ее вина… Он любил, а она предала. Уехала, не попрощавшись. Альма просто хотела услышать, что с ним все хорошо, что он обзавелся женой, тремя детьми, солидным животом и уверенностью во взгляде, а оказалось… Бедная Свира… Бедный Крон… Бедный господин мэр и его жена… Бедные нерожденные дети, которые должны были у них появиться…
— А Свира? Что с ней? — продолжить разговор Альма решилась лишь после того, как успокоилась.
— Понятия не имею, гелин. Она ушла из особняка, как только вышла замуж, семья Крона ее не приняла, посчитала, что в самоубийстве есть ее вина.
— Какая? — Альма вскрикнула, не в силах справиться с удивлением.
— Зачем тебе это? — Аргамону явно не нравилась тема. Он понимал, к чему приведет допрос и очень не хотел, чтоб она начала винить во всем себя.
— Они были моими друзьями.
— Ты уже ничего не изменишь. Не заставишь мать погибшего сына полюбить его жену, не устроишь когда-то подруге лучезарное будущее, которого она не заслужила, не оживишь Крона, а значит и рану теребить не стоит.
Больше вопросов Альма не задавала. Рана уже сама как-то растеребилась. Всю ночь девушка провела тогда в раздумьях о том, как так могло случиться? Как все могло настолько измениться? Где они ошиблись? Где та точка невозврата, которая определила судьбу каждого из них? А еще она снова и снова просила прощения у того Крона, который нашел ее взглядом во время ярмарки. Как сложилась бы его жизнь, не улыбнись она в ответ? Кто виновен в его смерти? Кто виновен во всем, что случилось с ними? Кто-то виновен или это судьба?
Альма ужасно хотела, чтоб Аргамон задержался еще хотя бы на несколько дней, но он ни в какую не соглашался — дома ждут дела, которые без него никак не решатся. Провожая наставника к воротам, Альма даже немного завидовала, ведь дома ждали не только дела…
Ринар вернулся из столицы, в которой совершал очередную попытку вразумить правителя, домой.
— Пройдешься со мной еще немного, гелин? — в последний момент, уже после прощальных объятий, вместо того, чтоб взобраться на конскую спину, Аргамон взял в свою широкую ладонь девичью ручку, приглашая еще немного оттянуть момент расставания.
— Конечно.
Они спускались по склону молча. Альма оглядывалась по сторонам, Аргамон же смотрел лишь перед собой, остановился мужчина у самого щита, обернулся, посмотрел на Альму слишком сурово.
— У меня кое-что есть для тебя.
Усач достал мешочек из-за пояса, какое-то время просто держал его в руках, будто взвешивая, а потом протянул.
— Возьми.
Веревки легко поддались натиску, Альма опустила руку внутрь, нащупала глиняный кругляшек на дне мешочка. На свет она извлекла амулет. Такой же, как был на любом вхожем на охраняемую территорию.
— Зачем? — пока задумка усача была ей непонятна.
— Это заговоренный на тебя амулет.
— Но у меня уже есть…
— Тем ты ведь пользуешься лишь с разрешения Ринара, а этот… он будет с тобой всегда. Ты сможешь выйти, когда пожелаешь, а еще… щит не поймет, что кто-то выходит. Он не среагирует светом. Попробуй… — Аргамон кивнул в сторону невидимой преграды.
— Зачем вы даете его мне?
— Если не хочешь, я заберу, — мужчина протянул руку, пытаясь скрыть загорающуюся в глазах надежду. Если бы она сейчас отказалась, это изменило бы все. Партия пошла бы по другому сценарию.
— Нет, — но она не отказалась, прижала медальон к груди, повторила вопрос: — Зачем вы мне его даете?
Подавив вздох, Аргамон сжал в ладони воздух, а потом посмотрел на воспитанницу, грустно улыбаясь:
— Каждый должен иметь возможность распоряжаться своей жизнью, девочка. Ты тоже. Как бы Ринар ни хотел, чтоб это было не так, своей жизнью ты распоряжаешься сама.
— Я не стану убегать от него…
— А к нему? — у Альмы сложилось впечатление, что Аргамон знает намного больше, чем говорит. И вопросы задает странные и объяснения дает непонятные…
— Аргамон, объясните, пожалуйста, потому что я не совсем понимаю…
— Я лучше покажу, гелин, — мужчина сам подошел, плетя заклинание на ходу, потом взял ее руку в свою, попросил посмотреть в глаза.
Она сделала все, как велено. Перед глазами замелькали картинки.
Весна, этот дом, в нем детский смех, младенец у нее на руках, еще один… Еще один в колыбели, над которой склонился Ринар. Он смотрит на малыша, а потом поднимает взгляд на нее, улыбается, что-то говорит. Альма не смогла расслышать, что именно, но даже просто глядя на него, такого ласкового, становилось понятно, что он счастлив, а значит, она тоже счастлива.