И пусть они сами облегченно вздохнули, когда из обители забрали кальми, это ведь не делает его вину меньшей.
Когда за ее спиной закрылась дверь, Альма вновь окинула взглядом покои. По коже пробежал забытый уже морозец — тут всегда было холодно и влажно. Зимой, летом, днем, ночью. Иногда еще душно.
— Сядь, дитя, — наставница кивнула на табурет, сама же медленно опустилась на кровать, снова сощурилась, пытаясь разглядеть лицо девушки, — это ведь морок? Да?
— Да, — теперь-то Альма понимала, что когда-то наставница ее спасла. Будь обитатели более внимательны и разговорчивы, знай они чуть больше о том, что значили изменения в ее глазах, до своих лет девушка не дожила бы.
— А под ним?..
Не считая нужным что-то скрывать от нее, Альма провела ладонью перед лицом, снимая морок.
Какое-то время Витта молчала, просто смотря на девушку, а потом по морщинистой щеке покатилась слеза.
Скоро они плакали вместе. Альма делилась всем — своими горестями, радостями, болью и счастьем, рассказывала не таясь о том, что происходило с ней, принимала как данность нежность, которую впервые ощущала на себе в этих стенах, чувствовала себя ребенком, которого мама гладит по голове, укачивает, убаюкивает, все понимает и принимает, одобряет, отпускает, хвалит, гордится.
— Ты любишь его? — за временем они не следили, не знали, сколько пар ног прошло мимо покоев, да и знать не хотели. Альме впервые было так легко и так по-хорошему пусто, а Витта впервые дышала свободно, зная, что не послала тогда девочку на смерть.
— Очень.
— А он тебя?
— Тоже.
— А жена?
— Мне плевать, — Альма смахнула последнюю слезу, выровнялась, смотря прямо в глаза наставнице. — Можете думать, что во мне нет гордости, что это неправильно и так нельзя, но мне плевать. Я пыталась бороться с собой и сопротивляться. Не вышло. А потом поняла, что глупо бороться с тем, о чем неистово молилась.
— Я не о том, девочка моя, — Витта погладила девушку по голове, вспоминая, что ее волосы с самого детства были такими — непослушными, вьющимися, озорными и непокорными, как их хозяйка. — Она так просто не отпустит твоего лорда. Будет бороться. Но не с собой, как делала ты, а с тобой. Ты должна быть к этому готова.
Не найдясь, что ответить, Альма кивнула. Для нее Наэлла всегда была чем-то далеким и гипотетическим. Полумифическим созданием, которое часто не давало спать ночами, изнывая от ревности. Никогда Альма не представляла, как они встретятся. Только в самые отчаянные минуты мечтала о том, что проснется, а соперницы нет. Это был сон, Ринар просто с ней, и между ними нет никого.
— Скажи мне, каково это… — из раздумий Альму выдернул очередной вопрос наставницы. — Каково жить, зная, что часть твоей души живет в других?
Альма закрыла глаза, прислушиваясь к себе. Она редко позволяла себе заниматься подобным. Предпочитала просто забывать о том, что лишилась уже двух осколков, и забывать чаще всего получалось.
— Не знаю. Наверное, так даже лучше… Если я люблю его так всего лишь одним осколком, то будь у меня душа целиком, давно бы разорвалась.
— Ты не жалеешь?
— Нет. Какой смысл жалеть? Все случилось так, как должно было случиться. Кальми ведь могли когда-то выбирать, кого спасать. Я сделала свой выбор. И жалеть не буду.
— И о нем не пожалеешь? — женщины услышали стук в дверь. Кажется, терпению Ринара тоже бывает предел.
— Никогда.
— Тогда иди, девочка моя. И никогда не жалей. Ни о чем.
Ринар стоял на пороге, когда Альма открыла дверь, обняла.
— Попытка еще раз обидеть ее дорого вам обойдется, милорд, — вряд ли угроза старухи имела для Ринара настоящий вес, но он кивнул, принимая ее.
— Пошли, я покажу тебе, как жила, — а потом, не оборачиваясь, Альма потянула мужа по длинным коридорам обители, служившей когда-то домом.
Отказать лорду в осмотре монастыря не посмели. Особенно после того, как он слишком уж щедро отблагодарил монахинь за проведенную церемонию.
От провожатых Ринар благородно отказался, сославшись на то, что не хочет вмешиваться в привычный распорядок местных обитателей. Ни одна из встретившихся на их пути наставниц не признала Альму. Часть девушек, с которыми они когда-то делили стол и спальню, теперь ходила по коридорам в одеждах монахинь, Альма узнавала каждую, а вот они — нет. Или просто делали вид…
Когда Альма уехала, время здесь не остановилось, и наставница Витта — лишь первый тому пример. Ее ровесницы выглядели куда старше, когда-то достаточно молодые учительницы ступали подчас неуверенно и не так быстро, как бывало раньше, классы, в которых они когда-то занимались, стали еще более темными, столы ветхими.