— Ты была у короля? — Ринар резко встал с кресла, приблизился. Так смотреть на него было сложней. Теперь, когда он возвышался, продолжая сверлить взглядом, хотелось отступить. Вот только нельзя.
— Почему это так заботит вас, мой лорд? Или вы собираетесь ограждать меня и от монаршей семьи, мой милый опекун?
— Если нужно будет, соберусь.
Альма почувствовала, как в груди что-то переворачивается от его слов. Но только веры им нет.
— Не мелите чушь. Лучше скажите, что забыли ночью в моих покоях.
— Тебе нужно уйти из дворца.
Альма ожидала всякого. Любого самого невероятного объяснения, но не подобных слов.
— Что?
— Здесь небезопасно. Тебе придется уйти.
— Вы в своем уме? — Ринар подошел еще ближе. Слишком близко. В носу защекотало от его запаха. Хвоя и немного горечи. Альма непроизвольно выставила вперед руку, платье снова скользнуло к ногам.
— Вполне. — За падением материи следили две пары глаз, а потом Альма подняла взгляд, чтобы увидеть, как Ринар сглатывает, вновь окидывая теперь уже полуголый силуэт.
— Не понимаю, чего вы хотите, лорд Тамерли. Мне кажется, вам лучше будет покинуть мою комнату, выспаться, подумать, а потом, если все еще будет что сказать, объяснить все по-человечески.
Альме очень не нравился его взгляд, очередной шажок в ее сторону, собственная нагота.
Ринар долго молчал, а потом протянул вперед руку. Альма непроизвольно отпрянула, боясь, что он коснется.
— Надень, пожалуйста, мне так будет легче говорить, — оказывается, за ее спиной висел халат, который сейчас мужчина протягивал ей.
Не видя смысла сопротивляться, Альма накинула его на плечи, завязала практически морской узел на талии.
— И сядь, так тоже легче будет.
Ринар кивнул на кресло, в котором еще недавно сидел сам.
Альма долго сомневалась: исполнить его приказ — значит, признать, что он имеет право приказывать. Не исполнить же не получится — все равно своего он добьется. Пытаясь хранить как можно более беспристрастное выражение на лице, девушка прошла к креслу, устроилась на самом краешке.
— Я слушаю вас, милорд.
Девушка из-под полуопущенных ресниц следила за тем, как он разворачивается, вновь подходит, потом опускается перед ней на корточки, берется за поручни кресла, одновременно ограждая и отрезая пути отступления, заглядывает в лицо.
— Ты любишь его?
Слухи о ее связи с Сигенаром доходили до него часто, много, с завидной периодичностью. Он не верил. Знал, как обитатели дворца любят поливать грязью себе подобных, а еще знал Альму, иногда такую вспыльчивую, а иногда не по годам рассудительную. Ему почему-то казалось, что в этом вопросе она будет именно такой — рассудительной, холодной, бескомпромиссной. Видимо, казалось так потому, что именно этого ему хотелось.
Аргамон будто издевался, то и дело подсовывая новые сплетни об их гелин. Хотя почему будто? Он откровенно издевался. Не гнушаясь напоминать, как Ринар собственными действиями практически сам толкнул девочку в постель к другому. Ринар прекрасно понимал, что усач прав. Понимал, винил себя и делал вид, что готов это принять.
Готов принять ее выбор. Готов признать за ней право жить дальше, отбросив детские признания в любви, старые обиды, неоплатный долг, который был у него. Если это принесет ей счастье — он не станет мешать. Не имеет права.
Подобным образом Ринар убеждал себя долго. До первого предлога. А теперь, получив предлог, примчался.
— Ты любишь его?
— У вас определенно температура, — если бы Альма не боялась элементарно его коснуться, обязательно приложила бы ладонь ко лбу мужчины. И была уверена — почувствовала бы исходящий от него жар. Иначе чем еще можно объяснить все, что он делает, говорит, как смотрит?
— Просто ответь, гелин. От этого многое зависит. Ответь, пожалуйста.
— Кого люблю? О чем вы вообще? И почему вы считаете себя вправе задавать мне подобные вопросы?
— Наверное потому, что когда-то ты говорила эти слова мне.
А вот напоминать ей о той слабости — уже низко. Не выдержав, Альма попыталась встать, но сделала только хуже. До этого сжимавшие поручни кресла, теперь его руки опустились на девичьи колени, стискивая уже их.
— Я была глупа. Очень молода и глупа. Понятия не имела, что такое любовь…
— А теперь имеешь?
— Теперь понимаю, что то была просто глупость.