— Ради той глупости ты пожертвовала частичкой души.
Никогда Альма не хотела, чтоб в его воображении это было чем-то значимым. Никогда она не хотела, чтоб ту жертву он связывал с ее любовью. Ведь еще до отъезда так настойчиво пыталась убедить, что это всего лишь плата за кров, и ей казалось, что он поверил.
— Вы слишком много значения придаете словам и действиям глупого ребенка, мой лорд. Слишком, — Альма накрыла руки мужчины своими, попыталась отцепить их от себя. Но он не дал.
— Сними морок.
— Нет, — Альма отвернулась, непроизвольно жмурясь.
— Сними морок, Душа. Я же знаю, ты сделала это еще раз.
— Нет, — жмурясь еще сильней, Альма мотнула головой. — Я не знаю, зачем вы это делаете, но прошу, оставьте меня. Возвращайтесь в поместье. Живите так, как жили все годы до этого приезда. Наслаждайтесь тем, что так было нужно. Не лезьте в мою жизнь.
— Кого ты спасла, гелин? Ребенка? Мать? Подругу? Любимого мужчину? Кого?
— Не ваше дело.
Он ведь больше не спрашивал, спасла ли. А значит, и отрицать нет смысла. Но признаваться почему-то не хочется. Хотя это и было бы приятно. Приятно смотреть, как вытягивается его лицо, когда он узнает, кого спасла. Как он сам отвечает на вопрос, любит ли она того, другого, которому тоже отдала часть души. Абсолютно неправильно отвечает на этот вопрос.
— Он ведь теперь знает, кто ты. Сможет заставить. А у тебя больше нет возможности спасать.
— Вы так внимательны, мой лорд, я польщена, — Альму жутко раздражала такая его близость, выбивал из колеи пристальный взгляд. — Хотя ведь это не внимание? Неужели у вас есть планы на последний осколок моей… души? Кого я должна спасти для вас на этот раз? Жена уже была. Детей, насколько знаю, у вас нет? Родители почили с миром, обернулись прахом. Аргамон здравствует. Может… вы хотели бы дать второй шанс вашему племенному скакуну? Или лайка издохла на охоте? Не стесняйтесь, милорд. Говорите прямо. Глядишь, я вновь вспомню о своей юношеской глупости и любви, а потом пожертвую в ее имя жизнью.
— Я хочу забрать тебя отсюда.
— Я не прошу вас об этом.
— Тебе, правда, небезопасно оставаться во дворце.
— А где мне будет безопасно? В вашем доме? За одним столом с вами и леди Наэллой? Пусть детская влюбленность позади, но гордость во мне еще осталась. Я не собираюсь находиться на вашем обеспечении на птичьих правах. Я распоряжаюсь своей жизнью так, как считаю нужным.
— Тебе могут не дать распорядиться жизнью так, как ты считаешь…
— Это уж точно не ваша забота. Если вы сейчас не уйдете, я закричу. Клянусь.
Ринар долго продолжал молча смотреть на нее, сомкнутые на коленях пальцы то напрягались, то вновь расслаблялись, а потом мужчина поднялся, отступил.
— Я буду ждать твоего решения до бала-открытия. Надеюсь, решение будет правильным.
— Оно не изменится, — Альма свела брови, подтверждая свою уверенность.
— Посмотрим, — Ринар подошел к двери, взялся за ручку.
И именно в этот момент в Альме проснулся дух противоречия. Ей жутко не хотелось, чтоб последнее слово осталось за ним.
— Вы спрашивали, люблю ли я короля…
Мужчина застыл, бросая быстрый взгляд в ее сторону.
— С некоторых пор во мне живут сомненья, существует ли такое чувство в принципе, но мне очень нравится… с ним спать.
Ринар скривился. Отреагировал именно так, как Альма надеялась. Она ведь помнила, как когда-то его выводили встречи с Кроном, те невинные поцелуи на пороге, одни только сплетни о том, что между ними что-то есть. А теперь это уже не сплетни.
— Особенно сегодня, пока вы ждали меня здесь…
Он подлетел к девушке, навис сверху, приблизился к ее лицу так, что Альма практически ощущала прикосновения его губ к своим.
— Когда ты вошла, от тебя почти не пахло им. И желанием тоже не пахло, гелии.
Пользуясь ее замешательством, мужчина сделал еле заметное движение еще ближе, накрыл губы Альмы своими, заставил раскрыть, скользнул языком внутрь. А руки прошлись по телу, проникая под ткань. Поцелуй длился минуту, не больше, а потом Ринар так же резко оторвался.
— А теперь пахнет. Желанием. И мной. Даже не пытайся меня обмануть.
— Ненавижу, — Альма выдохнула признание в полуоткрытые еще губы, отмечая, как по ним скользит улыбка.
— Так-то лучше, Душа. Меня ненавидь, а к остальным оставайся равнодушной.
Он снова выпрямился, отступил, вышел, не оглядываясь. Оставив Альму в состоянии, близком к истерике. Тихой, немой и незаметной истерике.
Она не могла понять, что произошло, зачем он приходил, почему именно эти вопросы задавал и так отреагировал на ее попытку заставить приревновать. Это ведь почти измена? Целовать ее, когда дома ждет жена? Вот только с какой целью поцеловал? Чтобы продемонстрировать, насколько она слаба перед ним до сих пор? Чтобы показать, насколько он сам силен? Чтобы просто заставить замолчать?