Шалункова Анна
Душа
1.
Неотрывно он смотрел на Куми. Куми была его одноклассницей. Больше всего ему нравились ее маленькие белые зубки. Она зевала, как котенок.
Куми внимательно слушала учителя. Она сидела, подперев подбородок ладонью, и время от времени делала пометки в тетради. Она была хорошей ученицей; во время контрольных и диктантов она наклоняла голову, словно бы прислушиваясь к собственным знаниям, и сосредоточенно заполняла строчку за строчкой, пока их не набиралось на твердую "А +". Ей легко давалась учеба.
Он не был таким.
Он был...
Внезапно он заметил, что одна из его авторучек лежит неправильно. Не в той позиции. Не на том месте. Он носил с собой три авторучки; и всегда клал их так, чтобы все они лежали перпендикулярно краю парты. Сейчас одна из ручек отклонилась градусов на десять. Он подцепил ее двумя пальцами; и аккуратно переложил так, чтобы вернулась перпендикулярность.
Так... Так...
Вот так.
Все авторучки лежали идеально перпендикулярно краю.
Теперь стало правильно. Он сам не заметил, что невольно задержал дыхание. В таких делах надо быть максималистом. Малейшая неосторожность - и равновесие безнадежно нарушится, испарится гармония. А этого допускать нельзя.
- Там шли боевые действия, поэтому гибли люди. Однако не было какой-то резни или массовых жертв, как утверждают порой, - учитель сел поудобнее, затем продолжил. - Китайское правительство наняло актеров, они несколько часов изображали из себя жертв. Записывайте. За этим предлагаю подумать, почему тема Нанкина так часто всплывает в последнее время...
Куми подняла руку.
- Да, Таниока-кун? - учитель благосклонно взглянул на нее.
- Мне надо выйти, сенсей, - сказала она.
Учитель кивнул.
- Хорошо, только не задерживайся.
Куми ушла, и ему стало скучно.
Он изучал Куми в последнее время. Он знал уже, где она живет, знал все ее привычки и пристрастия во вкусах, знал, что она в детстве переболела корью и желтухой. Это было написано в ее медицинской карте. Была у Куми еще одна тайна... Он бесстрастно взглянул на карадаш.
Идеально заточенный карандаш.
Он положил карандаш между авторучками - так, чтобы расстояние между ними и карандашом было равным.
Его звали Ацумори Аяо. Иногда он рассматривал себя в зеркале и признавал, что да, он плох внешне. Грязные, сальные, неровно остриженные волосы. Уши слишком большие. Подбородок у него вялый. Кадык похож на орех, застрявший неудачно в глотке. Тощий, нескладный, уродливый юноша. И больше всего ему не нравились собственные глаза - большие и широко распахнутые, безмятежно глупые, словно бы кукольные, с дрожащей каплей зрачка.
"Аутизм, - сказала ему как-то сестра. - У тебя легкая олигофрения, это не так уж и заметно. Ты вполне адекватен, А-чан. Ты можешь учиться с другими детьми, ты ничем не хуже их".
"Аутизм, - эхом отозвался Аяо. - Нэ-сан, "аутизм" и "олигофрения" - это не одно и то же. Это разные вещи. Я читал".
"Ну вот, - обрадовалась сестра, словно бы не услышав его. - Ты ведь даже читать умеешь. У кого язык повернется назвать тебя дебилом?"
Действительно, в лицо дебилом его никто не называл. В старших классах мало кого волнует, дебил ты или нет. Однако с ним не дружили. Не общались. Даже когда он пытался завести знакомство, когда он настаивал - одноклассники не принимали его дружбу.
Хорошо, что у него есть Мейда.
Он был сошел с ума, будь он один - однако у него есть Мейда. Милая, слабая и бесконечно добрая. Маленькая Мейда. Маленькая - но уже настоящая женщина, его опора, воплощение его домашнего очага.
Аяо посмотрел на карандаш.
Воткнуть бы его кому-нибудь в глаз.
Он не раз видел в тех кровавых сериалах, что показывали по ATX-TV, разные волнующие сцены: огромные белые чудовища, заживо пожирающие людей, теракт на Токийском стадионе (с множеством жертв), распиленная пополам девочка и голова, от удара лопнувшая как арбуз, лезвия из "Паразита".
"Хорошо было бы иметь такие лезвия в пальцах, - меланхолично подумал Аяо. - Я бы мог вспарывать глотки одним движением большого и указательного".
На ум сразу же пришли сербосеки и сербомолоты времен Ясеноваца. Во время Второй мировой хорватские каратели-усташи убивали пленных сербов особыми ножами - сербосеками. Строение простое: перчатка из вареной кожи с одной-двумя заточенными шпорами. Серб стоит на коленях, голова опущена, из-под век текут слезы. Подходишь к нему, берешь за подбородок - и распарываешь мягкое горло V-образным движением. "Sljedeci!" - кричит помощник, и тебе остается секунд двадцать на то, чтобы стряхнуть кровь с перчатки, пока к тебе волоком подтаскивают нового серба.
А сербомолот - он для того, чтобы проламывать черепные коробки...
Аяо очнулся от грез.
Над ним стоял учитель. Лицо строгое, непреклонное. Недовольное.
- Встать! - громко сказал учитель.
Аяо встал.
- А теперь расскажи, о чем мы недавно беседовали.
- Не знаю, сенсей, - спокойно ответил Аяо. - Ведь я не слушал.
В классе захихикали.
- А почему ты не слушал? - зловеще тихим голосом спросил учитель.
- Я думал о Куми, - сказал Аяо.
- О ком?!
- О Таниоке Куми, нашей однокласснице. Я думаю, зачем она вышла из класса и чем сейчас может заниматься. Вдруг она в туалете. А вы не задумывались над этой проблемой, сенсей? Вдруг она в туалете-то.
Кто-то сдавленно рассмеялся.
Лицо учителя побагровело, затем пошло пурпурными пятнами. Он стал похож на пришельца из фильма "Распад". Сначала он хотел что-то сказать, губы у него дрогнули; а затем, поняв, что с Аяо бесполезно возиться, он лишь брезгливо поморщился и сказал:
- Сядь.
Аяо сел.
"Удачно я соврал, - подумал он. - Скажи я про сербосеки, учитель бы меня не понял, это уж точно, и выгнал бы из класса. А так... Нет, про сербосеки ему точно рассказывать ничего не следовало".
Он победил.
Силой своей смекалки он одержал победу.
Но всё равно - оставалась проблема Куми.
Эту проблему необходимо было исследовать до конца. Еще неделю назад Ацумори Аяо поставил перед собой задачу - понять, что из себя представляет Куми - и решить, что делать с полученными данными. На эту мысль его натолкнула Мейда - раз Аяо не может подружиться со своими однокашниками, то почему бы ему не узнать их получше? Возможно, он найдет кого-то со схожими интересами. И уже станет ясно, с кем получится подружиться, а с кем - точно нет.
Аяо составил список одноклассников на изучение.
Первой в списке стала Михара Касуми, их староста. Она была соседкой Аяо и жила через дорогу. Каждый вечер в течение трех дней Аяо, пыхтя, перелезал через изгородь, устраивался поудобнее возле окна и начинал подглядывать.
К сожалению, наблюдение ничего не дало.
Касуми оказалась крайне скучной и добропорядочной девушкой. Она исправно делала уроки, помогала матери готовить, клала вещи в стиральную машину - отделяя белые вещи от черных - и после, устроившись на диване, смотрела "Вопрос на миллион" в обнимку с миской полезных овощей.
Потом ее бдительный отец заметил Аяо, и наблюдение пришлось прекратить. К счастью, отец то ли не стал рассказывать старосте об увиденном, то ли еще что, но Касуми и словом не обмолвилась, что знает о наблюдении.
Следующим в списке стал Кацуджи Кога, грубоватый одноклассник Аяо. Вместе они учились в начальной и средней школе; правда, там они не дружили, да и вообще разговаривали мало. То же повторилось и в старших классах. Кога не отталкивал Аяо, однако и дружить особо не желал.
"Он должен стать следующим", - пришел к выводу Аяо.
Приняв решение, он подошел к Коге на ближайшей перемене и сказал:
- Кога-кун.
- Чего тебе? - удивился тот.
- Я хочу знать о тебе всё, - без обиняков сказал Аяо.