Он опять закрутил башкой — быстро-быстро, как биллиардный шар, трепещущий перед лузой. А я понял, что он не слышал меня. Он просто вел со мной диалог. Заочный, не прекращающийся ни на минуту. Шар вертелся, вертелся, вдруг — р-раз! И исчез. Впрыгнул в нору. Куражась, я крикнул:
— Па-ашел!
А он вправду «па-ашел»! Перехватывая веревку руками, упираясь в стенки ногами, он начал скоренько опускаться.
— Эгей! — орал я, наслаждаясь тем, что он не слышит меня, но, как бы выполняя мои указания, поспешает.
Ему надо было спуститься метров на двадцать. Оттуда к стволу шахты выходил горизонтальный заброшенный штрек — он предназначался для роли артерии, подпитывающей отряд продуктами и информацией.
Труев сделал сорок девять перехватов руками, когда правой ногой вдруг не сумел нащупать опору, в то время как левая скользнула вместе с обрушившимся пластом земли. И он повис на руках. Он повис на руках, этот крупный мужчина в возрасте за шесть десятков.
— Прыгай! — подсказал я ему.
Но он никак не отваживался.
Тогда я, подбежав к шахте (это случилось непроизвольно и так, что я даже не заметил, как выскочил из НЛО), распластался на пузе и заглянул в отверстие-вход: Труев, намертво вцепившись в веревку, застыл.
— Прьг-ыгай! — я завопил. И он выпустил веревку из рук.
Не так уж много он пролетел — метра четыре, не больше. Он опустился на ноги, подсел по инерции и мягко, вполне грамотно, повалился на спину.
Тогда я принялся за игру с извлечением веревки наверх.
В полутьме шахты видно было неважно, тем не менее, я наблюдал: вот он, увидев, как веревка вдруг шевельнулась, и продолжая лежать на спине, вытаращился на нее, ожившую вдруг; вот перевалился на бок, пытаясь ухватить непослушной рукой за конец; вот, не поймав, разочарованно смотрит, как шаловливый кончик болтается в каком-нибудь метре; вот, еще по-видимому не поняв, чем грозит неуспех этой игры, рванулся всем телом, вытягивая жаждущую руку вверх… тщетно! Веревка взвилась и зависла над ним в паре метров. Тогда он вскочил и в пылу страсти подпрыгнул. Хвостик, скользнув по ладони, истаял. Он вновь подпрыгнул — и вообще не достал. Наконец, взглянул вверх.
— Труев! — позвал я. Негромко позвал.
Но меня он не узнал. Я так понимаю: он смотрит вверх, видит небо — голубое, прекрасное, далекое небо. И там, в этом лазурном окружии чернеет овал чьего-то лица — маленький, неразличимый.
Но полно! Пора дать понять, чьей милости он обязан своим злоключениям — и происшедшим, и тем, что еще предстоят! И, сунув камешек в конверт с фотографиями, которые по причине, до конца и сейчас мне неясной, я постоянно держал при себе, я швырнул конверт в шахту.
А он, до последнего задиравший башку свою вверх, как раз в этот момент ее опустил. И посылка пришлась ему аккурат по макушке. Он схватился за голову. И опять, вопреки всякой логике вместо того, чтобы взглянуть, кто там кидается почтовыми атрибутами, наклонился к свалившемуся с неба подарку и забрался ручищей в конверт.
— А я-то все думаю, чьи это проделки! — пробасил, разглядывая фотографии.
Это были ударные момент-фотки. Золотоволосый лизун — хахаль Зинки, после удара гитарой рабски покорившийся мне (плюс, конечно, еще и оплата за мучительный труд!), запечатлел скрытой камерой несколько вольных поз, в которых сплелись наши с Ритой тела и которые вряд ли принадлежали к арсеналу вольной борьбы.
Но Труев был великолепен. В словах, с которыми он обратился ко мне, не было и намека на терзания рогоносца.
— Эй, Медедев! — крикнул мне Труев. — Хотите поговорить о доделке романа?
Каков гусь! Складывалось впечатление, что он никак не мог поверить в катастрофичность своего положения. Пошло было бы отвечать ему небольшим, скажем так, камнепадом.
— Что ж! — так же разудало ответил я. — Будем считать, что вы правы!
— Ну так спускайтесь!
Каково? Он не просится наверх, его устроит и встреча внизу! Я опустил веревку к нему:
— Хватайтесь! Не обещаю, что вытяну до конца, но…
Я не был уверен, что он решится: ведь он попадал под мою чрезвычайную власть! Отпущу — и двадцать метров полета) Две секунды полета, и — чпок! Но он сразу схватился мне пришлось упираться что было сил, чтобы его удержать.
Когда я почувствовал, что он уже капитально завис на крючке, то, налегая всем телом, начал накручивать рукоять ворота. А когда веревка была извлечена примерно до половины, ввел фиксатор в просвет между зубцами стопорного устройства.