Инстинктивно придержав вооруженную руку, нанес удар правой. Удар был не сильный, с мгновенным учетом массы противника и так, чтобы встретить нападение сбоку. Но удар был выверен в самую челюсть. Головка откинулась, тело рухнуло, из уголка рта выползла струйка.
Отпрянул, рыскнул взглядом по сторонам: никого!
А человечишка лежал неподвижно. Неестественно неподвижно. Такой маленький человечишка с обезьяньим лицом.
Потрепал по щеке:
— Выспался, дорогуша?
Нет ответа.
Осторожно опустил в урну «улику умышленности». Глухо звякнул металл. И только тогда вдруг опомнился: что натворил? Так полудурок-преступник закуривает после убийства, теряя спичку-улику. Звено, определившее сыщику след!
Преступник?
Убийство?
Он вздрогнул. Случалось, посылал в нокаут противника — но никогда не задумывался о последствиях: у каждого проблемы свои!
Человечишка так странно безволен. И нет никого, кто бы мог подтвердить, что тот сам напоролся.
Первыми отзываются ноги. Ноги — сухие и быстрые, реактивные, не подводят! И вот теперь они приходят в движение: пританцовывают, семенят, каждая жилка играет, зовет: пора сматываться! Пока не поздно — беги!
Но что-то удерживает. Какие-то мысли, сомнения. А улица на диво безлюдна. Совсем недавно еще — наблюдал из окна! — бродили жаркие парочки, плелись усталые от зноя прохожие… сейчас, ближе к вечеру — никого!
Такой жуткий хруст позвонков.
Жил-был человек, любил дом и жену, и вот жену увели, и вот хрустнули позвонки.
Бежать! Надо бежать! Дом-башня стоит одиноко на окраине города, свидетелей нет, надо смазывать пятки!
Однако отчего-то склоняется к человечку.
— Так вот ты каков! — разочарованно тянет, — и это ты — муж Ингрид?
Безмолвный дом-башня изучал его слепящими окнами.
«Это — случайность, он сам, сам напоролся!» — хочется крикнуть в эти зеркальные окна. В каждом окне, за каждым стеклом притаился за кровавыми закатными отблесками человек!
— Я, пожалуй, пойду! Она ждет! — говорит. Неизвестно кому. Странное состояние: никак невозможна поверить, что это только что прыгавшее, пугавшее его существо глухо и немо, недвижимо.
— Я вызову «скорую», я пойду вызову «скорую»! — объясняет неизвестно кому. Но я не вернусь. Я не могу вернyться к тебе, потому что она меня ждет.
И тут показалось… Нет, точно! Какой-то ответ!
Все. Теперь тем более надо бежать. Но ответный звук повторяется. Где? Что? Откуда?
И приходит ответ, И он так восхитителен, что невозможно не выругаться.
— Ах, еж твою в маковку, значит, проснулся? — восклицает Борис, тормоша человечка. И подцепил за тонкую шею и приподнял. И вознес над собой.
Человечишка скособочился, смотрел в сторону и будто скулил.
— Что, миляга, живой? — говорил Борис радостно, оживая и сам. Забыв и страх, и вражду. — Что говоришь?
А человечишка мелко скулил, тело его начинало подрагивать.
Подрагивание становилось сильнее. Что это? Конвульсии, предсмертные судороги?
Борис покрепче охватил тщедушную грудь. Ну, не дрожи! Но тот дрожал так бесстыдно, с такой упругой ритмичностью, что прекратить эту дрожь означало, казалось, прекратить саму жизнь. Пришлось отпустить, опустить тельце на теплый асфальт.
— Ха-ха-ха! — вдруг послышалось в безобразном скулеже, — ха! — точка. Дрожь кончилась, повизгивание прекратилось.
— Да ты, я вижу, смеешься?
— Она его ждет, — сказал человечек. — Как же, дождется! Дождется, когда ты меня покалечил. Десять лет! Сядешь, как миленький, это я тебе как другу скажу. Десять лет — вот сколько придется ей ждать!
— Врешь, никаких десяти, сам первым напал!.. Но… Хоть бы и десять: она будет ждать!
— Десять лет! — заскулил человечек. Теперь стало ясно, что так он смеется. — Это ж сколько ей стукнет?
— Пошел! — От ярости, отвращения скулы свело.
Но тот сидел, привалившись к стене, и скулил.
— Прочь! За себя не ручаюсь!
— Ха-ха-ха! — визгливо тот выдохнул, — ха!
— По стенке размажу! Выдерну ноги! — но чем сильней горячился, тем, казалось, спокойнее чувствовал себя карманный этот мужчинка. Как вдруг примолк. Призадумался.
— Воли не хватит, — вдруг произнес. — дай-ка руку подняться! — и неожиданно ухватил за штанину.
От брезгливости невозможно было что-нибудь сделать. Нога стала как каменный столб. По столбу ползли чужие, цепкие пальцы. Вот схватили за плечи. Вот показалась макушка. Желтая плешь.