Я вышла замуж в двадцать четыре и была счастлива до неприличия. Муж души во мне не чаял, я горячо любила его, мы мечтали о большой семье и спорили лишь о том, сколько у нас будет детей. Муж настаивал на троих, блаженно прикрывал глаза, воображая, что справится одним махом, но не справилась я.
Два года попыток (пыток), пять выкидышей на раннем сроке, бесконечные больницы, обследования и врачи, твердящие все, как один – здорова. Фразы «мы справимся», «в следующий раз все получится», «главное не отчаиваться и мыслить позитивно» звучали все реже, пока я не забеременела в шестой раз, ставший фатальным.
Обильная кровопотеря, два месяца реабилитации и обследований в частной клинике, и настоятельная рекомендация лечащего врача больше никогда не беременеть, если не хочу отправиться на тот свет, с которого меня буквально вытащили. Завалили терминами, задавили доводами, что-то там про генетическую мутацию, синдром, названный в честь умного дяди, я даже толком не слушала, уяснив лишь суть – выносить не получится.
Конечно, сразу мы не развелись. Вместе пережили самый тяжелый период, вместе прошли через осознание, поддерживали и подбадривали друг друга, муж сделал все, чтобы я не чувствовала себя неполноценной, мы обсуждали возможность взять приемного ребенка, всерьез обсуждали, готовились, но… дальше разговоров дело не зашло: наш брак трещал по швам.
Лишенные общей мечты, фундамента наших отношений, появились первые бытовые склоки. Я с головой погрузилась в работу, чтобы хоть чем-то занять мозг и руки, Андрей поступил так же, а через год мы вдруг оба осознали, что стали практически чужими. Нет больше долгих разговоров в постели после секса, нет разговоров за завтраком, да и самих совместных завтраков не осталось. В бесконечных попытках отвлечься, в этой гонке с собственным сознанием, мы отдалились только друг от друга, перестав быть единым целым, перестав быть семьей, перестав чувствовать себя семьей.
Один честный разговор за бутылкой коньяка и заявление на следующий же день.
Совместную квартиру мы продали, я переехала в роскошную студию с прекрасным современным ремонтом, где в постели убили мужа с женой, заменив лишь эту самую постель на новую, а Андрюша выбрал себе трешку в тихом дворе неподалеку от участка, в котором работал следователем. Там всего-навсего изъяли три килограмма героина, которые хозяин охранял, отстреливаясь.
В общем, разошлись с миром, согласием и чувством, что отбыли наказание в колонии строгого режима, умудрившись не рассориться в пух и прах.
И в ту пятницу я действительно была напряжена, когда увидела Андрея в баре, настолько счастливого, что противно засосало под ложечкой. Поздравила (искренне, правда!), вручила подарок, расцеловала по щекам и села за бар, спиной к обмывающей пяточки компании, всем своим видом показывая бывшему мужу, что факт его долгожданного отцовства меня ничуть не трогает, что я пережила это, что я справилась. Для него старалась, не для себя. Просто чтобы не омрачать его праздник чувством вины передо мной.
От воспоминаний вчерашнего вечера, от которых, как мне казалось, я смогла избавиться ночью, накрыло с головой.
Завела мотор, проехала дальше по улице, свернула, остановилась и разревелась себе в ладони, как маленькая девочка, у которой грубой силой отобрали любимую куклу.
***
Ох… вот это накрыло.
Поднимаю голову, вытираю слезы и сижу истуканом в расслабленной позе. Смотрю прямо перед собой, но как будто ничего не вижу.
Три года не плакала, держалась стойким оловянным солдатиком, но, видимо, зря. Полегчало.
Секунд на двадцать, пока не постучали в окно с водительской стороны, от чего я буквально подпрыгнула на сиденье, получив такую дозу адреналина, что, когда увидела у машины Воронова, заорала дурниной:
– Придурок!
Но этого показалось мало, я резко распахнула дверцу, задев его, и повторила с чувством:
– Придурок!
– Да я и в первый раз услышал… – ответил спокойно.
Подошел, уперся руками в раму и склонился на мной, слегка нахмурившись.
– Че т, Манюх, я немного перегнул.
– Да при чем тут ты?! – взвилась, пихая его одной рукой, чтобы отошел.
Убирает руки, но, пока я тянусь к двери, блокированная ремнями, пока закрываю ее, он обходит машину и плюхается на сиденье рядом.
Ухмыляюсь краешком губ и трогаюсь с места.
– А чего тогда? – спрашивает таким тоном, как будто ему не плевать.
– Да вот так прям взяла и рассказала, – я презрительно фыркаю и проезжаю мимо его машины.
– А че такого? Мы ж друзья, поделись.
Притормаживаю, чтобы развернуться. Чтобы он увидел, какую бурю негодования вызвало его замечание.