Творческое вдохновленное искусство, литература, восприявшая идею предсуществования, поведали нам новые избранные чувства, доселе неведомый пафос, изумительное углубление эмоциональной силы. Даже беллетристика говорит нам, что мы до сих пор жили как бы на одном полушарии, что наши мысли были половинчатые, что нам нужна новая вера, чтобы связать прошедшее с будущим через великую параллель настоящего и округлить наш эмоциональный мир в совершенную сферу. Уверенность в том, что самость сложна, ведет к другой уверенности, еще более твердой, что многое — едино, что жизнь — единство, что нет конечного, а есть лишь бесконечное. Это может показаться парадоксальным.
Пока мы, ослепленные гордыней, будем мнить, что самость единична, пока не разрушим вполне чувства самости и индивидуализма, мы не познаем Ego как нечто бесконечное, как истинный космос. Простое чувство подсказывает нам, что мы в прошлом уже существовали; это убеждение вкоренится в нас гораздо раньше интеллектуального убеждения, что Ego как единство лишь эгоистический самообман.
Но составная природа самости, наконец, должна признаться, хотя тайна ее останется неразгаданной. Наука гипотетически постулирует как физиологическое, так и психологическое единство; но оба постулируемые единства не поддаются математическому измерению и, по-видимому, распадаются в чистые схемы.
Химик для целей своих изысканий должен принять атом как последнее. Но действительность, символом которой является принятый атом, быть может, есть только центр силы, быть может, даже пустота, вихрь, как говорит буддизм.
«Форма есть пустота и пустота есть форма. То, что есть форма, есть пустота; а что пустота, то форма. Перцепции и концепции, название и знание — все пустота».
Как для науки, так и для буддизма космос разрешается в необъятную фантасмагорию, игру неведомых и неизмеримых сил. Но буддизм отвечает на вопросы «откуда?» и «куда?» по-своему и предсказывает в каждом большом периоде эволюции время духовного расцвета, когда воспоминание о прежних жизнях возвращается и все будущее как будто разоблачается, открывается ясновидящему оку — до глубины небес.
Наука же тут безмолвствует, но ее молчание — молчание гностиков: Сигэ — дочь глубины и матерь духа.
Но и наука, и вера пророчат нам в будущем чудесные откровения. В самое последнее время развились новые силы и чувства; музыкальное понимание, все растущие способности к математике. И мы вправе ждать, что в наших потомках разовьются еще высшие, ныне неведомые нам способности. Мы знаем, что известные духовные силы, несомненно унаследованные, развиваются только в позднем возрасте; а средний человеческий возраст растет. С возрастающей долговечностью, с развитием мозга несомненно появятся силы, не менее чудесные, чем способность помнить свои прежние существования.
Грез буддизма почти нельзя превзойти, ибо они уже касаются бесконечного; но кто дерзнет сказать, что они никогда не осуществятся?!
УЛИЧНАЯ ПЕВИЦА
К моему дому подошла уличная певица с самизеном; ее вел мальчик лет семи. Она была одета в крестьянскую одежду, голова повязана синим платком. Она была некрасива от природы и, сверх того, жестоко обезображена оспой.
Не успела она появиться, как ко мне во двор стеклось много народа, главным образом молодые матери и няньки с маленькими детьми на спине, но пришли и старики, и старухи, прибежали и рикши со своих стоянок у ближайшего угла; весь двор был полон.
Женщина села на пороге моего дома, настроила самизен, проиграла несколько тактов аккомпанемента, и слушателей сразу охватили волшебные чары: они глядели друг другу в глаза, улыбаясь, недоумевая...
Из уст, обезображенных жестокой болезнью, вырывался чарующий голос, юный, глубокий, невыразимо трогательный, задушевный и сладкий.
— Это женщина поет или нимфа лесная? — спросил один из слушателей.