Но в наше время границы человеческого знания непоколебимо определены, и разгадка этих вопросов лежит далеко за пределами наших возможностей. Но что же составляет границы этих возможностей? Ничто иное, как наша человеческая природа. Но будет ли эта природа столь же ограниченной для тех, кто придет после нас? Не разовьются ли в них высшие чувства, не будут ли их способности более всеобъемлющи, их восприятия более чутки? Что говорит об этом наука?
Может быть, мы отчасти найдем ответ на это в глубокомысленном изречении Клиффорда: «Мы никогда не были созданы, а создали сами себя».
Это поистине глубочайшее поучение науки. А для чего человек создал себя? Чтобы избежать страдания и смерти. Только под высоким давлением страдания создалась наша сущность; и пока живо страдание, должна продолжаться неустанная работа нашего духовного роста.
Некогда в далеком прошлом жизненные потребности были лишь физическими; теперь же, кроме того, они стали нравственны и духовны. И в будущем вероятно самой беспощадной и могущественною необходимостью будет потребность разгадки мировой тайны.
Величайший мыслитель, сказавший нам, почему нельзя разгадать этой тайны, поведал нам также, что жажда ее разрешения должна продолжаться и расти с ростом человеческого духа. И в этой необходимости уже кроется зародыш надежды. И не может ли человек жаждой знания, высшей формой будущего страдания развить в себе иные способности и силы и достигнуть того, что теперь кажется недостижимым, провидеть невидимое теперь? Нас, современных людей, сделала тем, что мы есть, наша тоска, наше стремление. И отчего бы нашим потомкам не достигнуть того, к чему мы теперь тщетно стремимся?..
Я в Хаката, городе ткачей и кушаков; это большой город с причудливыми узкими улицами, поражающими своими световыми эффектами.
Я останавливаюсь на улице «Молитвы к Богам», где гигантская бронзовая голова — голова Будды — улыбается мне из открытых ворот. Эти ворота ведут во двор храма секты Йодо; голова очень красива, но туловища нет. Пьедестал, на котором покоится голова, покрыт тысячью металлических зеркал, нагроможденных до подбородка большого, мечтательного лица. Надпись на воротах объясняет эту загадку.
Зеркала — жертвоприношения женщин колоссальной статуе сидящего Будды. Предполагаемая вышина статуи вместе с гигантским лотосом, на котором она будет покоиться — 35 футов; и все будет вылито из посвященных ему бронзовых зеркал. Для головы уже расплавили сотни зеркал, для окончания начатого дела потребуются мириады.
Можно ли ввиду такого зрелища утверждать, что буддизм угасает?!
Но это не радует меня: слишком большого разрушения требует созидание этой статуи. Ведь японские металлические зеркала удивительно красивы и художественны; теперь их, к сожалению, заменяют отвратительным дешевым западным производством. Только тот, кто знает прелесть их формы, может вполне оценить очаровательное восточное сравнение луны с зеркалом. Только одна сторона зеркала полирована, другая разукрашена рельефами — деревьями и цветами, птицами и насекомыми, пейзажами, легендами, символами счастья, изображениями разных божеств.
Таковы самые обыкновенные зеркала, но есть масса вариаций и многие из них прямо чудесны.
Мы называем их «волшебными зеркалами»: если обернуть полированную сторону к бумажной перегородке или к стене, то в светлом кругу обрисовываются изображения другой стороны.
Есть ли в этой груде бронзовых жертв и «волшебные зеркала» — я не знаю, но, несомненно, там много прекрасного. Много пафоса в радостном приношении этих прекрасных, художественных произведений, обреченных на близкую гибель. Ведь, может быть, в следующем десятилетии прикончится производство таких бронзовых зеркал; и любители их услышат с грустью и сожалением о судьбе этих жертв.
Но в этих неисчислимых жертвах, безжалостно отданных на произвол солнцу, дождю и уличной пыли, кроется еще более глубокий трагизм.
Сколько зеркал отражали улыбку ребенка, невесты, матери! Почти все отражали картины уютной семейной жизни. Но японское зеркало имеет значение еще более духовное, чем одни воспоминания.
«Зеркало, — гласит старая пословица, — душа женщины». И не только, как можно было бы предположить, в символическом смысле. По бесчисленным легендам зеркало чувствует все радости и огорчения своей хозяйки: поверхность его то затуманится, то блестит, мистически сливаясь с каждым ее ощущением.
Вероятно, поэтому употребляли и, как кажется, употребляют и ныне зеркала во время магических ритуалов, влияющих, как говорят, на жизнь и на смерть; кроме того, зеркала погребают вместе с теми, кому они принадлежали. Эти груды покрытой пылью и плесенью бронзы вызывают в душе странные сновидения о разбитых душах — или по крайней мере об одушевленных вещах.