— Ну, кум?.. — будто знаю что-то.
— Что? — спрашивает.
— Ты староста, кум, ты и скажи…
— Что я тебе могу сказать… ты же знаешь…
— Знаю, знаю, — говорю, с трудом проглатываю слюну. — Знаю, но лучше ты мне скажи…
— Да ты что от меня хочешь? Дочь твоя убивала наших людей… Ты ее предал, а я тебе должен что-то сказать! Что я тебе скажу? Конечно, ее расстреляют, не будут по головке гладить…
Я чуть не грохнулся там, где стоял. Помню только, как дошел до тележки с сеном и как руки мои сами потянулись к железным вилам. Остальное не помню. Рассказывали мне, что я заколол кума вилами… Умер он. Судили меня за душегубство, и от смерти меня спасла победа — Девятое сентября. И снова я стал искать утешение в камне, но теперь при ударах молотка паутина трещин не появлялась так легко, как раньше. Не за что было бить по его душе, ведь камень был во мне…
Грузовик продолжал нас швырять из стороны в сторону.