— Обожди, Мишка, — сказал я, — ты, кажется, круглый сирота. А быть круглым сиротой да еще с твоим стажем сиротства — самое разлюбезное дело в наше время!
— В том-то и дело, что я сирота не круглый, а продолговатый! Меня вырастил и воспитал после смерти родителей родной дядюшка, он жил в Баку.
— И чем он там занимался?
На обезьяньей мордочке Миши М. появилась скорбная, ироническая гримаска.
— Я даже в шутку не могу сказать, что он ежегодно давал каких-то несчастных три бала и «промотался наконец». В Баку все знают, что нефтяные промыслы, которыми мой добрый дядюшка владел до революции, национализировали. Он, конечно, не миллионер, не Манташев, но все-таки буржуй, капиталист, бывший владелец средств производства. Так что дядя у меня, как видишь, не «самых честных правил». А я — его воспитанник. Скажут: яблочко от яблони недалеко падает и… «позвольте вам выйти вон!»
У меня основания для волнений по поводу предстоящей чистки были примерно такие же, как и у Миши М. Академических придирок я не опасался — надеялся на те же «удочки» и на несколько «хоров» в моей зачетной книжке. Что же касается социального происхождения, тут мне приходилось изворачиваться. В анкетах я писал просто: «Сын врача», — не упоминая о военной службе отца и его генеральских погонах. Допустим, проскочит, а если начнут допытываться и уточнять? Могут ведь и не принять во внимание, что я тоже продолговатый сирота с четырнадцати лет, только без дяди-буржуя, а с одной нетрудоспособной матерью.
Мы стояли на балконе, острили, пугали стоящих подле нас «маминых дочек» тут же придуманными россказнями про «ужасы чисток», а у самих в душе скребли черные кошки.
Наконец настал этот наш «судный день». В назначенный час я пришел в университет, поднялся на свой этаж, встретился в условленном месте с Мишей М., и мы пошли чиститься — в аудиторию, где уже заседала наша комиссия по чистке. В коридоре стояли, сидели на подоконниках, нервно расхаживали парочками студентки и студенты. Не было слышно ни обычного смеха, ни болтовни, напоминавшей птичий щебет в лесу в ясный весенний полдень. Какой там смех, какая болтовня, — «ожидающие невесты» готовы были преждевременно разрыдаться от одного ожидания вызова туда, за роковую дверь, в таинственное чистилище.
Когда из аудитории выходили в коридор один за другим уже прочищенные, на них набрасывались с вопросами:
— Ну как? Что спрашивали?
Прочищенные отвечали неохотно и уклончиво:
— Обычное! Насчет успеваемости, ну, и, конечно, кто папа, кто мама!..
Первым вызвали чиститься Мишу М. Он пробыл в чистилище за дверью добрых минут пятнадцать и вышел в коридор ни печальным и ни расстроенным, но и не радостным, а скорее озадаченным.
Кое-как мы вдвоем отбились от набросившихся на Мишу истомленных «ожидающих невест», отошли в сторону, и я спросил его:
— Ну, что там было, рассказывай!
Ом ответил с тем же застывшим выражением недоумения на лице:
— Все это, знаешь, как-то странно выглядит.
— Что именно?
— Да вся эта чистка! У меня сложилось такое впечатление, что они сами не знают, для чего и как это надо делать. Посмотрели мою зачетку — никто ничего не сказал. Потом стали спрашивать про социальное происхождение. Ну, я все, как на духу, выложил им про бакинского дядюшку! Вижу — нахмурились. И вдруг Васька…
— Обожди. Какой Васька?
— Васька Карпов, с третьего курса.
— Он в комиссии?!
— Да, он же активный комсомолец. Васька в общем мне говорит: «Я думаю, что твой дядя не только эксплуататор, выжимавший прибавочную стоимость из пролетариата, он, наверное, еще был и дашнаком?»
— А ты что?
— Я говорю: «Он не был дашнаком!»
— А он что?
— А он говорит: «Чем ты это можешь доказать?» Я говорю: «Это ваше дело — доказать, что мой дядя был дашнаком, а не мое. Я-то твердо знаю, что он не был, а главное — не мог быть дашнаком». Начался дурацкий спор, в конце концов я не выдержал и сказал: «Мой дядя не мог быть дашнаком потому, что дашнаки — это армянские националисты, а мы с дядюшкой, увы, евреи».
— А Васька что?
— А Васька сказал: «Странно! Я держал тебя за армянина!»
— И чем это кончилось? Что тебе сказали, оставлен ты в университете или тебя вычистили?
— Сказали, что результаты будут объявлены в свое время!..
После этого разговора я, когда подошла моя очередь чиститься, отворил тяжелую дверь в аудиторию с тем нехорошим чувством, какое охватывает каждого студента, пришедшего сдавать экзамен с весьма приблизительным знанием предмета.