Я хорошо помню Бухова тех лет. Я только начинал тогда свой литературный путь и часто встречался с Аркадием Сергеевичем в редакции «Крокодила». Он мне нравился своей приветливостью, своими манерами хорошо воспитанного человека — качество редкое не только для литературной среды. Он был приятно округлым, солидным мужчиной с правильными чертами лица. Лысый, — лишь на висках и затылке остатки волос. Умело носил просторные, хорошо сшитые костюмы преимущественно светло-серых тонов. Чуть прихрамывал — из-за подагры. Он, был похож, как мне казалось, на мистера Пиквика.
Аркадий Сергеевич любил общаться и шутить с нами — с тогдашней литературной молодежью, сотрудничавшей в «Крокодиле». Охотно пускался в воспоминания. Однажды, помню, разоткровенничался:
— Знаете, мне Горький до революции сказал как-то: «У меня болели зубы, а я читал вашу книжку и все-таки смеялся». Да, да, сказал старик, сказал... Ну, что вы принесли? Рассказ? Давайте прочтем.
Взяв рукопись, тут же ее прочитывал. Я заметил, что если при чтении Аркадий Сергеевич чуть морщит нос, как это делают толстые симпатичные коты, когда их щекочут за ухом, значит все в порядке, рассказ понравился. Если же буховский нос оставался гладким, в его первозданном виде, значит дело плохо.
Бухов ушел из жизни рано, в 1937 году, не сделав многого, что он мог бы сделать.
Помню, он рассказал мне о своей встрече с одним крупным критиком. Критик сказал Бухову:
— Надо было бы о вас, Аркадий Сергеевич, большую статью написать, да ведь вот какое дело: закрывать вас рано, а открывать поздно.
Думается, что этот критик неправ. Открыть хорошего, интересного писателя, да еще к тому же хорошего юмориста, никогда не поздно.
Витатуте Жилинскайте
Известную не только у себя на родине, в Литве, писательницу Витатуте Жилинскайте, юмористку и сатирика, ее читатели на литературном вечере однажды попросили ответить на вопрос:
«Как вы пишете?»
«Я спокойно выслушала его. Выслушав, кивнула головой: мол, вопрос понятен».
Однако Витатуте Жилинскайте читателям на него так и не ответила. Долго повторяла вслух их вопрос, комично переставляя слова то в одном порядке, то в другом, а потом...
«Я почувствовала надвигающуюся катастрофу. Ах, лучше бы я совсем никогда не писала. И вообще — лучше осталась бы неграмотной.
— Как?
Зал упорно молчал. Видимо, еще на что-то рассчитывал. Нужно было добавить что-то особенно весомое.
— А так!
Я села и исподлобья покосилась в зал...»
Кончается маленький остроумный рассказик «Как я пишу» таким пассажем:
«А в меня будто дьявол вселился с того вечера. Все время только и делаю, что ловлю себя на том, как я пишу. Вроде собаки, которая пытается поймать себя за хвост. И еще одного не могу понять: как я до сих пор писала и столько написала, не зная, как я пишу?»
Пассаж этот не что иное, как литературное кокетство. Кстати сказать, Витатуте Жилинскайте владеет этим даром в совершенстве. Хороший вкус позволяет ей при этом вовремя останавливаться на той опасной грани, за которой начинается уже не милое кокетство, а утомительное и плоское жеманство, свойственное некоторым нашим литературным снобам независимо от их половой принадлежности.
Витауте Жилинскайте отлично знает, как надо делать сатиру, а следовательно, знает и как она пишет. Впрочем, вернее будет сказать, что Витауте Жилинскайте знает, как надо пользоваться одним из приемов сатиры, очень важным и плодотворным приемом сатирического гротеска.
Вот рассказ — короче воробьиного носа — «Его светлость!». Собственно, даже не рассказ, а фельетон о том, как иногда у нас нянчатся с двоечниками и второгодниками, которые портят общую картину показного академического благополучия в школе. А вообще-то об очковтирательстве и показухе!