Пролог
«…Считается, что тысячи лет назад земли Архасса произошли от творящей воли Архов – существ высшего порядка в непознаваемой системе Мироздания. Архи создали первых людей, вдохнув в земляные слепки энергию жизни, разума и воли, названную Душами. Также, Архи сотворили Сюзилимы – священные места, откуда чистые Души являются для земной жизни и куда отправляются после смерти, чтобы обрести вечный покой. Каждый народ получил свой Сюзилим и свое место в мире. Так возник новый порядок…»
Отрывок из Книги Бытия о сотворении Архасса.
Дарейское Княжество
Где-то недалеко от северной границы
Падающий снег и тишина… Нет ничего более таинственного и завораживающего...
В тот день казалось, будто лес спит. Птицы не пели – то ли спрятались в гнездах, то ли убрались подальше от этих мест, почуяв что-то неведомое и пугающее. Ветер, играющий на разлапистых ветвях свою вечную шелестящую музыку, успокоился, а может быть, издох, потеряв способность разгонять пробирающий до костей холод. Деревья застыли в почти осязаемом безмолвии, укутавшись белыми шапками, искрящимися в тусклых солнечных лучах, которые едва пробивались между могучими кронами. И лишь редкий треск ломающихся веток под копытами лошадей нарушал глухую тревожную тишину.
Сидя верхом на гнедом дарейском жеребце, Василе настороженно вслушивался в онемевшее пространство. Снег опускался к земле крупными хлопьями медленно, словно убаюкивая все вокруг. Попадая на лицо, он обжигал холодом раскрасневшуюся на морозе кожу и через несколько мгновений становился леденеющей влагой. Кони фыркали, выпуская из ноздрей теплые клубы пара – такие же, как и те, что вырывались из ртов всадников.
Василе обернулся назад. Следом за ним на лошадях двигались одиннадцать отпетых головорезов, которых неделей ранее он нанял в Стоквре для ограбления княжеского советника. Среди них не было мелкого трусливого ворья, бегущего с поля боя при первом же звоне схлестнувшихся клинков. Только опытные разбойники, не раз замаравшие руки в чужой крови, не раз зашившие собственную плоть, рассеченную острой смертоносной сталью. Но даже в их неопрятных, покрытых шрамами лицах читался страх.
Василе отыскал глазами ее. Выжившую девчонку, которая до сих пор так и не произнесла ни слова. Она сидела в седле единственной тягловой лошади, тянущей за собой телегу с провиантом в сопровождении бородатого громилы в меховой шубе, одетой поверх стальных доспехов. Василе вновь увидел грязные, спутавшиеся светло-русые волосы, почти полностью скрывающие юное лицо, опущенное подбородком к груди, тонкие плечи, укрытые теплым плащом из медвежьей шкуры, побелевшие от холода пальцы, крепко вцепившиеся в край седла.
Все-таки повезло бедняге. Шок со временем пройдет, она заговорит. А если нет, то немота все равно лучше, чем участь, постигшая остальных жителей ее деревни...
– Эй, Василе! – окликнул старого разбойника лысый наемник с широченной, как наковальня, челюстью. Его звали Могута, и он был предводителем шайки головорезов из Стоквры. – Куда ты нас ведешь?
Старик слегка натянул поводья, вынуждая коня замедлить шаг, чтобы Могута смог сблизиться с ним и, продолжая настороженно оглядываться по сторонам, ответил:
– В Черненну.
Слишком тихо. Так бывает в лесах только в одном случае: если где-то рядом завелась какая-то мерзкая нечисть. Василе хорошо это знал еще с тех далеких времен, когда служил в княжеской дружине. После того, как в Аркхоне появилась Червоточина, леса Дареи нередко становились убежищем для созданий оттуда – из пасти уродливой непознаваемой бездны.
– Зачем? – вскинулся Могута. – Был план – идти через картофельные деревни. Мы нанялись к тебе на таких условиях.
Василе лишь спокойно вздохнул. С наемниками всегда было сложно. Они сражались отважно, рисковали жизнью ради нескольких мешочков серебряных монет, обещанных заказчиком, но редко включали мозги. Если что-то происходило вопреки условиям договора, их буквально начинало трясти от недоверия и подозрений.
– Разве ты не видел, что случилось в той деревне? – Василе едва заметно кивнул назад. – Кто-то вырезал всех, не пожалев ни женщин, ни детей. Скажи, Могута, ты бы стал резать детей?
Наемник сурово и, откровенно говоря, туповато сдвинул брови. Затем нехотя прорычал: