Он не успел договорить. Маленький кинжал, который Дагейд молниеносно выхватила из рукава, вонзился в бедро одержимой девушки. Она тотчас рухнула на колено, изрыгая нечеловеческие двухголосые вопли. А в следующую секунду второй такой же кинжал пронзил другое ее бедро.
Ведьма мысленно поблагодарила Василе за свои совершенные навыки метания ножей. Демон теперь стоял перед ней на коленях, истошно голося, и не мог сдвинуться с места. Металл клинков был опылен частицами священной древесины, которая на неупокоенных действовала, как молоток на гвоздь. Их буквально пришибало к участку пространства и не позволяло ни перемещаться, ни сбежать из телесной оболочки. Жаль только, этими клинками нельзя было отправить потустороннюю гадость в Небытие, сохранив в целости человека, которому не посчастливилось стать пристанищем демона. Бедной девочке придется жить со шрамами на ногах, но это меньшее из последствий одержимости, с которыми ей предстоит разделить судьбу…
Дагейд сделала шаг вперед, намереваясь отобрать у неупокоенного меч. Пальцами под плащом она нащупала мешочек с порошком черной полыни, которую колдуны использовали, чтобы ослаблять потусторонних существ. Демон продолжал вопить – наверное пыльца священной древесины причиняла ему боль, если он вообще мог что-то чувствовать. Однако, увидев приближающуюся Пограничницу, он тут же замолк, расплылся в злобной улыбке, а в следующий миг Фрида – жена Николая, напружинившись, будто дикая пантера перед прыжком, издала нечеловеческий хищный рев.
Обвитая сплетениями темной энергии женщина с завидной прытью бросилась в сторону неупокоенного. Дагейд с размаху рассыпала в воздухе черную полынь, но ведомая порабощающей силой Фрида все же успела вырвать клинки Пограничницы из тела одержимой. Облако черной медленно оседающей пыли окутало коридор, демон выронил меч и завизжал, дымясь, словно его подожгли изнутри. Дагейд рванулась к нему, но тот запрыгнул на стену и, перебирая всеми четырьмя конечностями, со скоростью испуганного паука удрал через лестницу на второй этаж. Фрида и остальные члены ее семьи дернулись, будто пробуждаясь ото сна, в их глаза вновь засиял ужас.
– Ждите здесь, – велела Дагейд, поднимая с пола меч. В этот момент она уже утратила хладнокровие и чувствовала, как внутри закипает злость. С такой сильной неупокоенной Душой девушка встретилась впервые, но именно это и раздражало. Демон не боялся ее. Не уважал, как прежние сущности, которым Дагейд помогла простить себя и улететь в Заповедную Рощу. Честно говоря, раньше она никогда не убивала своим мечом неупокоенных. Не приходилось. Всех удавалось вразумить.
Но этого наглеца она твердо решила отправить в Небытие…
– Молю тебя именем Тлесса, спаси Хольму! – взмолился Николай, обнимая обеими руками жену и детей.
Дагейд не ответила. Больше всего ее вводило в ступор, когда люди начинали распускать слюни. Особенно именами своих Архов, которым они бесполезно молились каждый день. В одиноком мире Пограничницы, воспитанной беглым разбойником, не было места слабости. В мире людей же слабость процветала на каждом углу, и жить в этом хаосе всевозможных эмоций порой было настоящим испытанием.
В такие моменты Дагейд начинала ненавидеть свою непробиваемую черствость.
Поудобнее перехватив меч, она вернулась к лестнице и стала осторожно, мягким шагом, подниматься по ступеням. Наверху было тихо, но ведьма слышала низкую вибрацию – неупокоенный, ослабленный полынью, притаился. Оказавшись возле порога спальни, девушка остановилась. Обычно ей удавалось на слух отследить темную сущность, но вибрации этой были слишком мощными и, казалось, пропитали все пространство дома. В книгах Бытия говорилось, что чем старше неупокоенная Душа, чем дольше она живет за Черным Зеркалом своей реальности, тем она сильнее. Интересно, сколько лет этой?
Сделав уверенный шаг в комнату, ведьма тут же услышала злобное шипение. Отработанным рефлексом она нанесла рубящий удар мечом, молниеносно развернувшись в сторону звука, но клинок из аспидовой стали лишь просвистел в воздухе.
Демон не нападал. Стоя возле кровати, он держал скрюченными, как когти, пальцами Хольму за горло и прятался за ее спиной. Веревки, которыми девчонка была привязана к кровати, безжизненно валялись свободными концами среди скомканных простыней.
– Пожалуйста, Дрина, отпусти меня! – причитала Хольма, кривя опухшее лицо в гримасе плача. Из ее глаз ручьем текли слезы, собираясь каплями на подбородке, растрепанные волосы липли к мокрым щекам.