Подойдя почти вплотную к Дагейд, здоровяк с восторгом на лице потянулся грязными мозолистыми пальцами к ее капюшону. В тот же миг девушка сама подалась вперед, словно падая в его объятия, и вожак замер, перестав дышать.
Лезвие короткого кинжала вошло точно в его печень и несколько раз провернулось, заставляя жертву моментально испустить дух от боли. Вмиг рванув из ножен меч, Пограничница вихрем обернулась вокруг своей оси и с размаху отсекла голову падающему уже бездыханному телу.
Похотливые улыбки сползли с лиц разбойников. Они ринулись в бой скорее по привычке, как бродячие собаки нападают на путников, завидев в них угрозу. В глазах, налитых остервенелой яростью, Дагейд хорошо видела отблески страха.
Девушка ловко уклонилась от первой атаки – топор просвистел у нее над головой, подсев, воткнула кинжал под колено его владельцу, а в следующее мгновение рассекла мечом брюхо второму нападающему. Мужик с топорами взвыл, падая на бок, второй захрипел, неуклюже хватая руками вываливающиеся кишки. А вот за третьим Дагейд не успела – тяжелый сапог, врезавшийся точно в лицо, заставил ее опрокинуться на спину и перекатиться по мокрой грязи назад.
«Здравствуй, боль», - подумала Дагейд с усмешкой. После того как мир содрогнулся и закувыркался перед глазами, голову будто зажало в тиски до треска в костях. С яростным криком разбойник подбежал к упавшей девушке и с размаху рубанул ржавым мечом. Пограничница успела откатиться в сторону за миг до того, как лезвие вонзилось в размякшую землю, но в ту же секунду получила увесистого пинка под ребра от последнего головореза.
«Сдаешь позиции, подруга», – мысленно отчитала себя Дагейд, хватая ртом ставший вдруг недоступным воздух и спешно уползая прочь. Впрочем, драки всегда были такими на самом деле. Лишь в песнях бардов они становились красивыми и героическими. В жизни все было гораздо прозаичнее. Враги не нападали на героя по одному, а бросались всем скопом, стремясь порубить его в лоскуты, и в большинстве случаев численный перевес позволял им это сделать. Но все же пятерых ублюдков с большой дороги Дагейд должна была размазать быстрее и проще. После смерти Василе с ней никто не упражнялся на мечах. Не удивительно, что сноровка стала пропадать.
Звук с азартом и нетерпением хлюпающих по грязи шагов стремительно приблизился, и девушка резко развернулась с живота на спину, нанося прямой колющий удар мечом. Разбойник наделся на лезвие, будто кусок мяса на вертел, Дагейд с яростным воплем уперлась ногами в его грудь и выдернула клинок, одновременно кувыркаясь через голову назад – уходя от рухнувших сверху сразу двух ударов: меча и топора.
Ведьма оказалась на ногах, к ней боязливо подступали два головореза. Один – тот, что был с топорами, прихрамывал на раненую кинжалом ногу.
– Валили бы вы отсюда, мужики, пока есть шанс, – выдохнула Дагейд, чувствуя на губах вкус собственной крови. – Я все еще на ногах и вооружена. А ваши приятели уже того… Корм для червей.
Разбойники остановились и переглянулись. Пограничница без труда прочитала на их лицах практически дозревшее желание убраться подальше от неожиданно опасной девки. Позор лучше смерти зачастую даже для благородных рыцарей, а этим недоделанным и терять-то нечего. Запятнать честь для них все равно, что обделать штаны. Неприятно, но отстирать можно.
Внезапно тот, что с топорами, резко выгнулся всем телом вперед, из его груди вылезло острие ржавого лезвия. Второй обернулся, но поздно. Нечто безголовое, что прежде было его вожаком, шумно булькая и пуская из рассеченных артерий брызги крови, впилось пухлыми пальцами в разбойничью глотку. Бедолага отчаянно закричал, срываясь на короткий визг, быстро утонувший в сдавленном хрипе. В этот момент Дагейд увидела Катерину. Колдунья стояла одним коленом на земле, ее левая рука лежала ладонью с широко растопыренными пальцами в грязи, голова была слегка запрокинута. Глаза стали черными целиком, словно клубящаяся тьма из зрачков расползлась по белкам. Губы аркхонки едва заметно шевелились, нашептывая заклятие.
«Надо же. Да мы не такие уж и разные», - подумала Дагейд.