Внезапно стрела пронзила живот. Реальность перед глазами дернулась и стала расплываться радужными кругами. Больше не было сил удерживать вдруг ставшие неподъемными щит и меч. Старик безвольно рухнул на колени, открыв нараспашку грудь неминуемой гибели.
И в этот момент услышал шепот…
Страшный шепот, который ни с чем нельзя было спутать. Василе его слышал лишь однажды, но хорошо запомнил на всю жизнь.
Он был везде.
Будто сам снег, укрывающий землю и ветви деревьев, шептал какую-то жуткую молитву множеством переливающихся друг в друга голосов. Звуки сражения исчезли. Василе опять видел перед собой медленно и завораживающе опускающиеся к земле снежные хлопья. Солдаты больше не кричали – в паническом безмолвии они с ужасом в глазах озирались по сторонам. Теперь пожилому вояке стало ясно, почему в лесу было так тихо. Зверь всегда чувствует потустороннее…
А затем раздались вопли. Дикие, захлебывающиеся, предсмертные вопли. Один. Другой… Потом везде и сразу.
Замерев, забыв о саднящей во всем теле боли, Василе наблюдал, как что-то невидимое безжалостно, с нечеловеческой жестокостью убивает окруживших его дружинников. Одному из всадников оторвало голову. Нескольких пехотинцев подбросило в воздух и разорвало на части. Кто-то в панике побежал прочь, отбросив в сторону меч, другие яростно размахивали вокруг себя клинками, надеясь одолеть то, к чему простым смертным не было дано даже прикоснуться.
Старик прекрасно знал, что это. Неупокоенные Души, призванные загадочной молитвой, которую умели произносить лишь Пограничницы – самые таинственные и редкие ведьмы во всем Дарейском Княжестве. Превозмогая страх, Василе заставил себя переместить взгляд на прячущуюся под телегой девочку.
Она больше не пряталась. Хрупкая девичья фигурка стояла рядом с телегой на снегу в той же запачканной сорочке, в которой старик впервые ее увидел. Волосы больше не закрывали ее лицо, и Василе хорошо разглядел, как едва уловимо двигаются губы девчонки, изливая в саму ткань Мироздания зловещий и одновременно усыпляющий все вокруг шепот.
В ее бледно-зеленых глазах больше не было страха. В них вообще ничего не было, кроме бездонной пустоты. Кто-то из солдат попытался метнуть в ведьму меч, но оружие будто ударилось об невидимую преграду и отлетело в сторону.
Когда девчонка закончила читать молитву, кроме нее, в живых остался лишь израненный, ошарашенный увиденным Василе и тягловая кобыла, прикованная к телеге, которая успела сползти с тропы в глубокий снег и увязла там. Остальные лошади разбежались, а то, что осталось от дружинников, кровавыми ошметками покоилось на снегу.
Не обращая внимания на боль, бывший княжеский разведчик поднялся на ноги и, опираясь на меч, проковылял к своей спасительнице. Губы девчонки больше не двигались, а бледно-зеленые глаза вновь испуганно бегали по сторонам, словно она сама не понимала, что произошло. Когда старик подошел ближе и навис над ней своей могучей фигурой, девочка подняла взгляд. Василе увидел в нем надежду.
– Ты – Пограничница? – негромко вымолвил он.
Девчонка не ответила. Лишь буравила израненного разбойника глазами полными мольбы о спасении.
– Как тебя зовут?
Тонкие губы несколько мгновений оставались сжатыми, затем едва уловимо дернулись, и Василе услышал дрожащий девичий голос:
– Дагейд.
Старик опустил взгляд к своему телу, бегло оценивая ранения. Стрела в животе – это плохо, но, если добраться в город до темноты и найти хорошего лекаря, есть шанс выжить. Тягловая кобыла продолжала стоять на месте, не в силах вытянуть увязший в сугробе воз, и Василе выдохнул:
– Нужно убираться отсюда, Дагейд. Надеюсь, эта кляча дотащит нас до Черненны…
* * *
Дарейское Княжество, Славград
Пламя завораживало и пугало. Полыхающие огнем дома издалека были похожи на факелы, разрывающие ткань ночного мрака дьявольским танцем желтого и оранжевого света. Теплый ветер приносил оттуда запах гари, звуки яростной битвы и приторный аромат тревоги, окутывающей сердце Князя.
Он стоял на балконе комнаты тайных совещаний, лишь по привычке величественно выпрямив спину. Темно-синий плащ, ниспадающий с его могучих плеч вниз, колыхался на ветру вместе с вьющимися локонами русых волос. Такая же русая борода струилась толстой плетеной косой по металлу кольчуги. Князь прятал в глазах скорбь – вечно сухих, давно забывших, какова на вкус соль скупых мужских слез...