Выбрать главу

— Хватит нести чушь, Скотт. — Джордж откинулся на спинку стула и достал из кармана брюк мокрую потрёпанную пачку табака. — Да что вы знаете о том, что я видел или что я могу или не могу вынести? По-вашему, я живу в розовом мире и не замечаю реальности? Я, чёрт возьми, лейтенант отдела по расследованию убийств!

— Но то, что вы видели сегодня… это не то, с чем обычно сталкиваются…

— Кто? — перебил Джордж, держа в руке коробок спичек с пропагандистским рисунком. — Нормальные люди? Люди в принципе? Вы правда думаете, что нам всё это нужно? Я про вас говорю. Вы правда думаете, что нам нужны такие существа, как вы, чтобы защищать нас от таких, как вы? Монстры, чтобы защищать нас от монстров? Вот что я вам скажу, — заявил он, указывая на Скотта пальцем, — лучше бы вы остались в своём чёртовом океане!

— Это вы нас вытеснили, — ответил Скотт, положив обе руки на стол ладонями вниз. Помните битву при Эниветоке? Так вот, то был лишь финал бесчисленных столкновений между двумя мирами. Хотя большинство людей на поверхности жили в иллюзиях, не обращая внимания на то, что происходит за пределами их идеального мирка, тем не менее их правители знали, что существует на глубине океана. И в далёком космосе. Но вместо того чтобы попытаться понять друг друга, наши народы вступили в конфронтацию. Я скажу вам одну вещь, Хэмптон, потому что я уже сыт по горло вашим поведением: хотите услышать правду? Видите эту кожу? Видите чешую? — Их руки соприкоснулись. Несмотря на неприкрытую злость Скотта, тон его голоса почти не изменился. — Когда-то я был таким же, как вы.

— В каком смысле?

— В прямом. Я не родился глубоководным. Я изменился с возрастом. Мой отец был человеком, а мать — глубоководной. Я жил недалеко от побережья, в Инсмуте, пока местные власти не решили взорвать рифы там, где я жил. Думаете, я не знаю, каково это — терять кого-то? Думаете, раз у меня кожа покрыта чешуей и глаза другой формы, я не знаю, что значит чувствовать себя притеснённым, что значит терпеть плохое отношение? Когда Соединённые Штаты взорвали атомную бомбу на Эниветоке и разрушили Храм Дагона, большинство Глубоководных решили, что Штаты зашли слишком далеко. Вы думали, что с вашим оружием вы сможете сокрушить любую оппозицию. А потом, несколько лет спустя, когда война закончилась, оказалось, что мы все проиграли. И вы, и мы. Все. А теперь включите голову, чёрт возьми. Война закончилась.

Джордж бросил незажжённую сигарету в пепельницу, поднялся на ноги и вышел из ресторана. Дождь кончился, и тяжёлые тучи плыли по небу, в клочьях которых порой проглядывала убывающая мертвенно-бледная луна. Холодный воздух, запах мокрой земли, огни города неподалёку. Джордж сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь вытолкать из себя то, что никак не хотело выходить.

Его брат Тобби сидел на крыльце и играл с бумажным самолётиком, сделанным из страницы газеты. Отец рассердился из-за того, что не смог прочитать всю статью, но Джордж смеялся, глядя, как братишка пытается управлять самолётом. А затем, двадцать лет спустя, Тобби оказался в чёрном пластиковом пакете. Джордж попросил показать его. За дверями морга плакала невестка. «Он герой», — прокомментировал кто-то. У Джорджа свело живот. Потом образовался разлом Сан-Андреас. Чарльз Декстер Уорд, сенатор от штата Массачусетс, начал выступать за перемирие, но в последней отчаянной попытке выиграть войну, прежде чем глубоководные продвинулись в центральные штаты, Западное побережье просто взорвалось, а затем затонуло. Десятки синхронных взрывов вызвали трещину, из-за которой вся Калифорния ушла под воду, а вместе с ней и захватчики.

Когда Ч. Д. Уорд стал президентом и был принят Акт Уорда, признававший американское гражданство всех глубоководных, родившихся в американских территориальных водах, мир вокруг Джорджа изменился. Теперь имело значение не то, какого цвета ваша кожа, а то, есть ли на ней чешуя. И уже неважно, католик ты или протестант, но важно, называешь ли ты своего бога Дагоном или вовсе каким-то набором звуков. А потом Джорджу пришлось приспосабливаться к жизни. Его возмущало, что мир посмел рухнуть, полностью измениться без его согласия. Он злился на всех: на тех, кто, как овцы, увлёкся словами о братстве, звучавшими из уст Уорда (мол, все должны объединиться — и люди, и глубоководные — под одним флагом); и на тех, кто выступал против него, на циников, на бездушных лицемеров, которые во всеуслышание заявляли, будто у них нет предрассудков, а потом меняли тротуары, когда кто-то из «не таких» проходил мимо. Но больше всего Джордж злился на них, на рыбоголовых. Их внешний вид, их запах, их голос — всё, что они собой представляли, было враждебно тому, чем Джордж когда-либо был или во что верил. Как может честный человек жить спокойно, когда в его районе возводят храм Дагона? Что делать, когда гранты и стипендии достаются этим чешуйчатым монстрам, которые даже не говорят на его родном языке? Как они перешли от терпимого сосуществования к угодничеству?