- Отвечает тот, кто приказывает, - сказал он, поднялся наверх и помог спустить мотобот на воду.
Проводив мотобот, Овцын сказал Соломону:
- В судовой журнал записывать не надо.
Соломон опять усомнился:
- А вдруг что случится?
- Тогда и запишем. Спокойной ночи, краб. - И пошел к себе.
Он остановился в двери. На диване сидела Эра.
- Я не нарочно, - сказала она. - Постучала, а дверь вдруг открылась.
- Давно произошло это прискорбное событие ?
- Больше чем полчаса.
- Вы ушли сразу после меня?
- Выходит, так, - сказала она. - Мне стало совсем одиноко. А на улице ко мне приставали. Знаете, как это противно.
- Не знаю, - сказал он. - Ко мне не пристают на улице.
- Иван Андреевич, зачем вы снова выставляете колючки? - сказала она. - Вы мною недовольны? Так я уйду.
Он закрыл, наконец, дверь, снял фуражку, подошел к дивану.
- Не знаю, - сказал он. - Во всяком случае, не равнодушен. Такое вас устраивает?
- Такое меня пугает, - проговорила она. - Я тоже не равнодушна. Эта фата-моргана... Это купание... Этот вечер... Я сбита с толку. Я в смятении. Вы не равнодушны, но вы спокойны и холодны. Мы не равнодушны по-разному. Я перейду на другое судно. Капитан Балк приглашал меня к себе, у него есть свободные каюты.
- Ма «Гермесе» вам не придется принимать ванну каждое утро.
- Какую чушь вы говорите!.. Или вы опять иронизируете? опять забрались на свой капитанский мостик и потешаетесь над ничтожной журналисткой? Мне не нужна ванна. То есть мне нужна ванна, но я прекрасно обойдусь мокрой мочалкой, если ее не будет. Мне не нужны эти салоны. Мне нужно увидеть настоящее. Я ищу вечные ценности, которые
нельзя утопить, как все ваши ванны и салоны. Если хотите, я ищу человека. Как Диоген со своим фонарем.
- Теперь я понял, почему вам дали мой адрес, - усмехнулся он.
Не обратив внимания, она продолжила:
- Человек в салоне и человек в работе - это разное. Человек в салоне может обмануть. Только в работе он такой, какой есть. Нужно увидеть человека в работе. Тогда не обманешься.
- Я предпочитаю видеть своих друзей в салоне,- сказал Овцын. - Я радуюсь, когда им выпадает такая минута. Давайте лучше выпьем. Теперь можно признаться... - Он улыбнулся. - Мне весь вечер хотелось выпить с вами. Только с вами. Вдвоем.
И, уже сказав так, он с удивлением понял, что это правда.
- Поэтому вы и не пили там?
- Поэтому, - сказал он и опять удивился, что это правда. Если бы дело было только в Борисе, естественнее было бы, наоборот, пить сверх меры. -Идите сюда... - Она встала, и он подвел ее к буфету. - Что вы будете пить?
Она долго разглядывала бутылки, брала то одну, то другую, наконец выбрала:
- Я буду пить ром.
- Очень смело, - сказал он. - Вы знаете, что бывает после того, как пьют ром?
- Буду знать, - сказала она. - Я у вас дома и ничего не боюсь. Пусть будет что будет.
- Сейчас я вам скажу одну вещь. Скажу сейчас, чтобы вы знали, что это говорю я, а не ром. Мы не равнодушны одинаково, и все прочее от лукавого. От чванства, от застенчивости, от неожиданности и, может быть, от страха.
- А вы уверены? - спросила она. - Может быть, вы опять шутите? Не надо так шутить.
- Глупая девчонка, - сказал он. - Капитан Балк лишил меня последней надежды, что это не так. Он мудр. Он видит, как в земле прорастает зерно. Попадешь на «Гермеса», сама удостоверишься. Там в вазочке конфеты. Поставь их на стол. Другой еды у меня нет.
- Я не попаду на «Гермес», к чему? - Она покачала головой. - Я останусь здесь. Зачем мне «Гермес», что мне капитан Балк.?
Он вынул пробку, и в каюте запахло ромом. Эра села на диван совсем рядом с ним, и он обнял ее.
- Как это все странно! И неожиданно,- тихо сказала она. - Я уже не принадлежу себе. И нет никакой неловкости, что так...
Он погрузил руки в ее волосы, закрыл глаза, а когда он снова стал смотреть, все вокруг было не так, как прежде, очертания предметов изменились и стояли они по-иному, И даже свет в каюте стал другим.
- Я хочу сказать... - начала Эра.
- Говорить, наверное, не надо, - остановил он и снова привлек к себе ее
лицо.
Текло время, и первозданная простота проникновения не нуждалась в словах, и мысли, проносившиеся в голове, были бессловесны, но в то же время отчетливы, как путь молнии в ночном небе. Природа очертила вокруг них магический овал, за пределами которого не было мира.
Мир возник снова, когда в борт стукнулся мотобот и заскрипели блоки шлюпбалок. Овцын накинул тужурку, закурил - первый раз за эту ночь - и вышел на веранду. Тревога - она была, конечно - прошла, когда он увидел Ксению с Борисом на палубе здравыми и невредимыми. Борис и Соломон крутили рычаги лебедки, мотобот плавно всплывал из-за борта и, наконец, мягко сел на кильблоки. Тогда Овцын вернулся в каюту, плотно закрыл дверь и задернул на ней шторку. Он взглянул на лежавшую с закрытыми глазами Эру, потянуло к ней, но он сдержался и заставил себя отвернуться. Пора утихомирить душу. Начнется день, а он для другого.