- Что ты сейчас сказал? - спросила Людмила Владимировна.
- Ничего, - ответил Шурик, почувствовавший в ее голосе угрозу. - Передачи по телевизору давно кончились, а мы всё сидим и сидим. Тебе нужно отдохнуть, да и мне тоже. Пойдем ложиться.
- Иди.
- А ты?
- Я должна уехать.
- Люся! - срывающимся голосом воскликнул Шурик. - Ты прекрасно знаешь, что я плохо себя чувствую и не могу никуда идти.
- Да, да, конечно, ты оставайся дома. Я одна.
- Что значит "оставайся дома"? Как это понять? И куда ты пойдешь? Туда?! И что ты будешь делать там? Дальше оцепления тебя не пустят. На улице собачий холод, дождь ... Ну зачем это тебе надо, Люся? Наши власти не могут опозориться на весь мир, они что-нибудь придумают. Вот увидишь, все будет хорошо ...
- Я не могу и не хочу сидеть и ждать.
- А я могу? Думаешь, мне легко держать себя в руках?
- А зачем?
- Что ты имеешь в виду? - не понял Шурик.
- Зачем ты держишь себя в руках? Кому от этого легче?
- Опять истерика! Люсенька, давай не будем ссориться. И так тяжело. Тебе нужно отдохнуть. Хочешь коньячку? Ну хорошо, не хочешь коньяку - не надо, а я выпью.
Людмила Владимировна встала.
- Я тебя никуда не отпущу! - взвизгнул Шурик. Людмила Владимировна посмотрела на мужа, не в силах скрыть презрение. Шурик отвел глаза.
- В конце концов, поступай, как знаешь. А я лично устал! Как я устал! - с непонятной злостью крикнул он и вышел из комнаты.
Все дороги к зданию с заложниками были перекрыты войсками и милицией. Водитель-частник доставил Селиванову только на Таганскую площадь и уехал, не взяв денег. Таксист, от нее узнав о беде, по всей видимости, ее пожалел. Селиванову это задело. "Зря, не нужно меня жалеть, - подумала она. - У моей дочери будет все хорошо".
Дальше ей предстояло пробираться пешком.
Обходя пикеты, петляя по незнакомым улицам и переулкам, Селивановой удалось подобраться совсем близко к Дворцу культуры. Дальше хода не было - здание было оцеплено плотным кольцом военных.
Всё пространство перед оцеплением было забито огромным количеством военной техники. И если по телевизору это казалось необходимым и нужным, то увидев всё воочию, вблизи, невозможно было отделаться от мысли, что освобождение людей поручено бездушным чиновникам, для которых главное - отчитаться, создать видимость работы. Им лишь бы дать команду - послать десяток-другой бессмысленных бронированных консервных банок, а нужны они или нет - это их не волнует.
Материнское сердце Людмилы Владимировны тревожно сжалось, но она вспомнила о "своем" генерале, и надежда вновь ожила.
Вокруг было много людей. Они вглядывались в темные окна безмолвного здания. Несмотря на разлитую в воздухе тревогу, Людмиле Владимировне будто стало даже легче дышать. Она ощутила себя на своем месте. Отсюда она уйдет только вместе с дочерью.
Она вспомнила мужа. Шурик так и не понял, что она ушла от него навсегда. Он пропадет без нее. Но поступить иначе она не могла. Только бесконечно жаль годы, потраченные рядом с этим никчемным человеком.
Мимо пробежали люди с микрофонами, телекамерами и осветительной аппаратурой. Это тележурналисты. Их лица светились суетливой радостью. Правильно говорят: что человеку горе, то журналисту - хлеб. Людмила Владимировна отодвинулась, даже случайно не желая их коснуться.
Она подошла к солдату, стоявшему в оцеплении. Из всех она выбрала его, с виду совсем еще мальчика. Интуиция преподавателя подсказала: он ее пропустит через оцепление. Ведь смогла как-то попасть на сцену погибшая девушка.
- Молодой человек, у меня там дочка, Ниночка, - Людмила Владимировна умоляюще сложила руки на груди. Равнодушный взгляд солдата смутил ее, и она сбилась. - Я недолго ... совсем чуть-чуть ... посмотрю только и сразу вернусь.
- Назад! - сказал солдат.
- Сынок, я ничего ... мне только посмотреть ... и сразу вернусь ...
- Товарищ капитан! - крикнул солдат. Тотчас прибежал офицер.
- Я ей одно, она другое, - пожаловался солдат. - Я ей - "нельзя", а она - "у меня там дочь" ...
Офицер устало посмотрел на Людмилу Владимировну:
- Мамаша, Вы зачем бойца провоцируете?
- Простите, у меня дочь там ... - машинально повторила Людмила Владимировна, но уже без всякой надежды.
- У меня приказ: никого не пропускать. Прикажут пропускать родственников - пропущу. А сейчас, извините, не могу. Между прочим, родственников в штабе собирают, - и офицер подробно объяснил, как пройти к штабу. Однако Людмила Владимировна и слушать не хотела, чтобы куда-то уйти.
- Я никуда не пойду.
- Да это же рядом здесь, в двух шагах - на Дубровке! Пойдемте, я вас провожу.
Офицер попытался взять Людмилу Владимировну под руку.
- Отстаньте! - крикнула она.
- Да что Вы, в самом деле! Эй, ну-ка, двое, ко мне! - скомандовал офицер. - Так, парни! Взяли бабулю ... аккуратненько ... и понесли к штабу!
Словно куклу, Людмилу Владимировну поставили на асфальт перед лестницей, ведущей в полуподвальное помещение.
- Дальше сами разберетесь, - сказал офицер и удалился вместе с солдатами.
Проходившая мимо женщина, лицо которой показалось Людмиле Владимировне знакомым, остановилась и спросила:
- Кто у вас там?
- Дочка, Ниночка, - с готовностью ответила Людмила Владимировна.
- У меня тоже дочка ... была ... убили ее!
Людмила Владимировна вспомнила - эту женщину показывали по телевизору. Ее дочь застрелили террористы.
- Я видела всё по телевизору, - побледнев, сказала Людмила Владимировна, которой происходящее показалось сном.
- Ничего, всё нормально, - буднично сказала женщина. - Пойдемте в помещение. Здесь холодно.
То, что женщина, потерявшая дочь, обращала внимание на холод, показалось Людмиле Владимировне неестественным.
Они спустились по лестнице вниз и оказались в длинном полуподвальном помещении, уставленном рядами деревянных кресел с откидными сиденьями. Людей было много. Они сидели в полной тишине с отрешенными лицами.
На небольшом возвышении за столом сидел мужчина, уронив голову на руки. На первый взгляд казалось, что он спал.
- Прежде всего, Вам нужно у него зарегистрироваться, - сказала женщина.
- А потом?
- А потом попьем кофейку.
Людмила Владимировна подошла к сцене, и мужчина тотчас поднял лицо. Это был тот самый человек с миндалевидными глазами - начальник штаба, которого Людмила Владимировна окрестила генералом.
- У вас деньги есть? - сразу спросил генерал.
- Есть, а что?
- Надо бы подкормить солдатиков из оцепления, - ответил начальник штаба, с улыбкой наблюдая, как Людмила Владимировна торопливо достает из кармана кошелек. - Оставьте себе хоть немного.
Неизвестно еще, сколько здесь придется пробыть.
- Да, да, спасибо. У меня есть еще. Скажите, как там? ...
- Работаем, - лаконично ответил генерал.
Сообщив сведения о Нине и Тобиасе, Людмила Владимировна вернулась к своей новой знакомой. Женщина протянула ей пластиковый стаканчик с дымящимся кофе.
- Горячий, пейте. Что это с Вами?
- А что?
- Вид у Вас был потерянный, а сейчас - совсем другое дело.
Вот уже неделю на окраине Москвы в здании, как две капли воды похожем на дворец культуры, в котором террористы удерживали заложников, отряд особого назначения "Альфа" отрабатывал специальную операцию.
В последний день к ним подключили группу милиционеров, проходивших переподготовку на курсах повышения квалификации в Домодедове. Главная задача "альфовцев" заключалась в непосредственном уничтожении террористов. Приданным "домодедовцам" ставилась вспомогательная задача зачистки подсобных помещений. Неразлучной троице - капитану Хлыбову, лейтенанту Санкину и лейтенанту Мерзлявкину - было поручено отработать несколько технических помещений второго этажа.