- Опомнитесь! Зачем ненужные жертвы? - кричал генерал, но его никто не слушал.
Толпа людей бежала на оцепление. Навстречу им выдвинулся офицер. В руке он держал пистолет.
- Стой! Стрелять буду! - закричал офицер и, зажмурившись от страха, выстрелил в воздух.
Но остановить толпу было уже невозможно. Не обращая внимание на выстрел, люди с ходу прорвали оцепление.
Остановились они только перед главным входом. Те, кто был впереди, заметили солдат, выносивших из дворца тела, и встали, как вкопанные, и на них натыкались бежавшие сзади.
Тяжело дыша, люди наблюдали, как выносили людей: кто перекинув тело через плечо, не обращая внимания на мотающиеся из стороны в сторону головы и руки, кто вдвоем - за ноги и за руки. Укладывали ношу на мокрый асфальт и бежали за новым грузом.
Среди родственников раздался крик, послышались рыдания - кто-то опознал родственника.
Людмила Владимировна обошла несчастных, лежавших в неестественных позах на асфальте, полусидевших у стены. Нины среди них не было.
Подкатил автобус. Его тут же начали загружать телами. Людмила Владимировна не могла оторвать глаз от девушки, усаженной у окна. Кто-то в автобусе поправил ей неестественно запрокинутую назад голову, и девушка стала выглядеть совсем как живая.
Людмилу Владимировну едва не сбил с ног военный в плащ-палатке.
- Что встала? Мертвых не видела? Путаются тут под ногами! - крикнул он ей в лицо.
В холодный, но ясный и солнечный день к воротам Хованского кладбища подъехал автобус. Следом за автобусом припарковался легковой автомобиль. Из автобуса вышла немолодая женщина в черном, с цветами в руках. К ней подошли трое мужчин с лопатами, четвертый подкатил металлическую тележку.
Через заднюю дверцу автобуса они вытащили простой гроб и, ловко установив его на тележке, покатили ровно с той скоростью, которая приличествует моменту, и, в то же время достаточно быстро, чтобы успеть к подходу следующего похоронного автобуса.
Из легкового автомобиля вышел мужчина в дорогом элегантном пальто. В руках он держал папочку, которая в его огромных руках смотрелась как-то несерьезно. Мужчина держался на некотором расстоянии от процессии - не приближаясь к ней, но и не слишком отставая.
Размеры Хованского кладбища поражают: могилы, могилы без конца и края. Вид кладбища захватывает точно так же, как захватывает вид безбрежного моря. Однако, в отличие от моря, эта величественная картина не умиротворяет, не успокаивает, а угнетает, нагоняет тоску-печаль. Становится нестерпимо жалко усопших, которым суждено провести здесь вечность. И хочется одного: как можно скорее отсюда убежать.
Тележка с гробом остановилась у свежевырытой ямы. Могильщики уступили место женщине.
- Прощайтесь.
Женщина положила на заколоченный гроб цветы.
- Нина, прости меня, - прошептала она срывающимся голосом и умолкла, не найдя больше слов.
- Всё, что ли?
Не получив ответа, могильщики приступили к делу: сняв гроб с тележки, с помощью канатов бесшумно опустили его в яму.
- Нужно бросить горсть земли, - подсказали они женщине.
Женщина исполнила. В две минуты могильная яма была закидана. В образовавшийся земляной холмик воткнули деревянный крест с табличкой "Нина Александровна Селиванова", чуть ниже - даты рождения и смерти, из которых следовало, что покойная прожила на свете неполных двадцать три года.
Получив оговоренную плату, могильщики отошли в сторонку, остановились, закурили и принялись что-то громко обсуждать. Несмотря на их крики, карканье ворон и гул пролетавшего в небе самолета, женщине казалось, что на кладбище стоит тишина.
К ней подошел мужчина, державшийся до этого на расстоянии.
- Здравствуйте, Людмила Владимировна.
- Это Вы мне звонили? - не ответив на приветствие, спросила Селиванова.
- Да, позвольте представиться: адвокат Трутнев.
- Я сказала - нет, что же еще нужно?
- Во-первых, примите мои соболезнования ...
- Спасибо.
- Что же Вы одна, где муж?
- Он ... у него сердце не выдержало.
- Простите, не знал.
- Вы не обязаны это знать. У меня очень болит голова, и, если ...
- Послушайте. Отказываясь подписывать исковое заявление, Вы совершаете большую ошибку. В трагедии "Норд-Оста" повинно государство. Оно должно ответить за погибших и искалеченных в полной мере. Вам не нужны деньги в качестве компенсации? Хорошо, допустим. Но деньги нужны другим людям, попавшим в беду. Помогите, если не себе, так другим ...
- Насколько мне известно, сотни людей подписали заявление.
- Да, это так. Но нам нужны именно Вы. У вас погибла дочь, у нее похитили личные вещи. Мы знаем фамилии тех, кто это сделал. Без Вашей помощи преступление может остаться безнаказанным. Кроме того, Вы поддерживаете отношения с семьей немецкого гражданина, которого зовут, кажется, Тобиас. Он был другом вашей дочери. Без Вас его семья не хочет участвовать в судебном процессе. Таким образом, дело лишается международного резонанса. Поймите правильно: мы хлопочем не только, чтобы люди получили компенсации. Наша цель - сделать так, чтобы в будущем подобная трагедия не смогла повториться.
- Хорошо. Когда нужно ехать? - сдалась Людмила Владимировна.
- Немедленно.
Трутнев привез Людмилу Владимировну к дому, в котором в те страшные дни размещался штаб по освобождению заложников "Норд-Оста". По лестнице, ведущей в полуподвальное помещение, им навстречу поднимался мужчина. Увидев адвоката, он устало улыбнулся и сказал:
- Наконец-то! У тебя все нормально?
- Более чем, - ответил адвокат.
- Отлично. Нужно поговорить.
Трутнев повернулся к Людмиле Владимировне:
- Подождите меня здесь, - и отошел с седовласым мужчиной в сторонку.
Это был тот самый начальник штаба, кого Людмила Владимировна называла генералом, в кого она так верила, и который обманул ее надежды, как она считала, кто был виновником гибели ее дочери.
Адвокат и генерал хитро улыбались друг другу, как сообщники, затевающие очередной обман. Людмила Владимировна не могла на это смотреть. Она развернулась и пошла прочь. Ее нагнал Трутнев:
- Простите, это Вы куда?
- Ухожу.
- Вот как? Но Вы обещали ...
- Я передумала.
- Как бы потом не пришлось жалеть! - в голосе адвоката слышалась угроза.
- Позвольте пройти, - глядя в глаза адвокату сказала Людмила Владимировна.
- Как хотите, - пробормотал Трутнев, уступая ей дорогу.
В связи с похоронами капитана Хлыбова и лейтенанта Мерзлявкина в их родном городе был объявлен однодневный траур. Их хоронили, как героев. Гробы с телами славных земляков были выставлены в городском Доме офицеров. Словно в исполнение последней воли Петра Ивановича, на табличке, стоявшей возле его гроба, значилась фамилия Мерзликин. Было ли это ошибкой или сделано специально, из уважения к памяти погибшего - никто не знал. Впрочем, на это мало кто обратил внимание.
На похороны явилось всё руководство города, представители общественности, школьники, студенты и всё руководство республиканского УВД. Траурная процессия растянулась почти на километр. Все было очень торжественно и красиво: коллеги погибших несли подушечки с орденами и знаками отличия, а также венки от всех ветвей городской власти. Траурная музыка в исполнении духового оркестра брала присутствовавших за живое.
Был перекрыт весь центр города, в том числе и улица Кирова, на которой располагался тот самый магазин, продавщицу которого Мерзлявкин ущучил за незаконную торговлю водкой. Это дело оказалось последним в его жизни. Продавщица Лариса Журавко тоже вышла проводить в последний путь погибших милиционеров. Она искренне сожалела о гибели Петра Ивановича. С ним, по крайней мере, можно было договориться, а кто придет на его место, еще не известно.