Девятый двигался по намеченному маршруту уже в тысячный раз, будучи погружён в собственные мысли, что в его работе являлось самым настоящим нарушением. Звучит, конечно, абсурдно, но оперативник МОГ всегда должен быть в текущем моменте.
Так что он не сразу заметил, как навстречу ему, откуда ни возьмись, выбежал прозрачный пожилой человек, оказавшийся Петром Семёновичем Зелёным. Увидев его, солдат несколько встревожился, но не потому, что увидел призрака. Прозрачный дед-партиец, конечно, докучал бойцам своей железной гражданской позицией, но тем не менее, как и любой призрак, был безвреден. Девятый встревожился, потому что шёл по южной стороне маршрута. Это означало, что старик убежал от кладбища с деревней слишком далеко, чего ещё ни разу не случалось.
Известно, что оставшийся образ человека будет пытаться покинуть кладбище, но Пётр Семёнович имел рядом с кладбищем дом, который рьяно защищал от любого вторжения, раскидываясь камнями и землёй по тем, кто подходил ближе, чем на сто метров. Эту область дед пытался было очертить сам, но так и не совладать прозрачными руками с мотыгой. Тем не менее, обычно он и сам не отходил от дома дальше обозначенного радиуса.
Стараясь отлепить языком прилипшую к зубам ириску, Девятый некоторое время размышлял, стоит ли перейти на бег. Зелёный явно был чем-то очень напуган: кричал, размахивая руками и подпрыгивая на бегу. Вглядываясь вдаль, оперативник отметил про себя, что призрачные ноги совершенно не тонут в грязи, а струи дождя, кажется, даже не касаются тела.
Пётр Семёнович уже был достаточно близко, чтобы солдат смог услышать обрывки его речи сквозь шум дождя, как вдруг, призрак просто исчез. Девятый также не удивился и этому: образы теряют плотность, когда отходят от кладбища слишком далеко, и пропадают, чтобы через пару дней возникнуть у своей могилы. Однако, интуиция, накрывшая душу мрачным предчувствием, заставила его ускорить шаг.
Деревня с кладбищем находились буквально за углом. Там, где высокий гофрированный забор поворачивал налево. С каждым шагом волнение в Девятом усиливалось. Он поймал себя на мысли, что очень хочет, чтобы единственной причиной паники у деда, был один из его сменщиков, зашедший в его дом. Правда, у бойцов не могло быть никаких причин для вторжения, кроме отлова бродячих грибников.
«Было бы неплохо закурить», — подумал Девятый, сворачивая за угол.
Не пройдёт и двадцати минут, когда он поравняется с деревней. Глаза солдата будут тщательно всматриваться в чёрные провалы окон. Шесть ветхих домиков будут хранить гробовое молчание, как и подобает вещам, которые умирают вместе с их владельцами.
А спустя ещё секунду, краем глаза Девятый заметит движение на кладбище. Машинально взявшись за рацию, он решит подойти поближе, несмотря на то, что земля в том направлении совершенно размокла. С трудом переставляя ноги, он в последний раз уйдет в свои мысли.
«Твою дивизию, из-за дождя ни черта не видно!».
После чего, преодолев порог видимости, вдруг скажет, надавив кнопку связи на рации, висевшей на груди:
— Заря, это Девятый. На территории кладбища замечен посторонний в форме Отдела «П». Повторяю: в форме Отдела «П»!
В своё время Оганян лично распорядился, чтобы персонал тщательно изучил историю Отдела, по крайней мере ту часть, что доступна по уровню секретности. Это было нужно, чтобы у всех было чёткое понимание того, с чем они имеют дело. Поэтому оперативники внутреннего периметра очень сильно не хотели заходить внутрь Комплекса.
Ответа от часового почему-то не последовало. Возможно, реакция на сообщение была настолько выраженной, что часовой передал информацию заведующему, напрочь забыв об ответе.
«Либо связь не работает, — ужасная мысль впилась в голову бойца, словно загнанный в череп топор. — Сука, что же делать?»
Ноги тем временем и не думали останавливаться. Краешком сознания Девятый ощущал, как его собственная воля подавляется. Он понял, что это происходит, потому что в институте Фонда на эту тему отводился целый месяц ежедневных лекций, по четыре-шесть часов каждая. Подавление воли было одной из страшнейших вещей в работе МОГ. Кто-то забирает у тебя штурвал управления телом, — что может быть ужаснее⁈
Лишь когда Девятый подошёл к человеку вплотную, он понял, что узнал его.
В девяносто девятом году, когда он был совсем ещё юным практикантом из Магнитогорска, точнее, из Зоны 600, мир казался радостнее, а трава — зеленее. Шестисотая студия, как её называли местные, официально являлась фабрикой обработки железа, но только Фонд знал, что из железного здесь только нервы студентов! Помимо постоянных лекций, их бросали в жар контролируемых аномалий каждые двое суток — график тактических испытаний. Количество лекторов в институте исчислялось тремя сотнями, — по количеству изучаемых направлений). Лекции об антимемах, например, проводились следующим образом.