— Ну и мерзость, — прокомментировал Первый, — ты ещё лицо ей съешь давай.
Что-либо добавить к этому он уже не успел, так как в мгновение ока оказался на поверхности. Не в силах пошевелиться, он лежал на обломках бетонных перекрытий лицом вверх, и смотрел, как с неба на него движется снаряд.
— Наконец-то, — успел он подумать, прежде чем волна, расщепляющая атомы, смогла его настигнуть.
Глава XXXVII
Девушка, которая сделала все, что смогла
Цветы.
Они были повсюду.
Бледно-голубые, темно-бордовые и нежно-розовые. Она тонула в них, не в силах вспомнить своё имя.
Погружаясь в пучину благоухающего океана, босая девушка в коричневом свитере и длинной зелёной юбке приветствовала факт своего бессилия. Зелёные глаза, некогда полные ядовитого презрения ко всему на свете, теперь были плотно закрыты. Тощее тело, замурованное в толще стен из боли и страданий, наконец освободилось. Ржавые железнодорожные гвозди-костыли, забитые в сердце по самую шляпу, рассыпались в пыль, впуская внутрь потоки свежего прохладного воздуха. Волнения стихают, страх уходит.
Ей больше не интересны игры Сестёр. Её не волнуют интриги Фонда и связанных организаций. Даже жалость к Константину покинула разум ведьмы. Она сделала всё, что смогла. Хватит испытаний!
— Ты только посмотри! — Раздался голос где-то наверху. — Я думала, здесь будет лес.
Это была немолодая, но энергично выглядящая женщина в чёрном пальто. Она озиралась некоторое время по сторонам, осторожно ступая по поверхности океана из цветов, а потом взглянула на девушку, утонувшую по шею:
— Ты ведь выросла в лесу, да?
— Я выросла, когда меня собрали по кусочкам в Зоне 112. До этого моё поведение было весьма… инфантильным.
По лицу Веры, которое Анна видела в том числе под слоем цветов, было ясно, что она не в настроении вспоминать прошлое. Протянув руку, девушка с которой стрижкой произнесла:
— Помогите мне выбраться.
Вытянув девушку за шиворот, Анна Белая поставила её на ноги. Обе ведьмы не помнили своих имён, но, находясь в этом необычном месте, чувствовали полное спокойствие и взаимопонимания.
— Как мы здесь оказались? — Спросила Вера, глядя на свои босые ноги, что упирались в поверхность пёстрого моря.
Откуда-то сверху светило то ли солнце, то ли обилие прожекторов, но густой белый туман позволял разглядеть лишь ближайшие несколько метров пространства.
— Мы на «той стороне» Эгрегора. — Мрачным тоном констатировала Анна. — Или, как бы сказала Майя, мы у тебя внутри.
— Что значит «внутри»?
— Полдень изолировала часть твоего сознания, чтобы связать люр и своё жилище. Я же говорила — ты как телефон между Сёстрами и Эгрегором.
Вера припомнила кружащие вокруг участка трупы.
— Тут слишком красиво, чтобы быть правдой. Это не может быть Эгрегор. Я была в люре Полдень. Это кладбище.
— Кладбище — люр Полдень, верно, но держится он на разуме Могильщика, отца Эрион. Читала досье. — Белая посмотрела в глаза младшей ведьме. — С твоим интервью тоже ознакомилась. Все уголовницы и уголовники — это тяжёлый случай.
— Ах ты скотина! — Воскликнула девушка. — Сколько раз повторять? Я не уголовница!
— Разве? А кто мне голову проломил⁈
Подойдя вплотную к Вере, Анна отвесила ей звонкий подзатыльник.
— Если бы не моё влияние на комиссию Гротеска, тебя бы приковали к Фторсети навечно!
— Да лучше бы я осталась на том катафалке, обмотанная трубками, чем сдохнуть в твоей блядской библиотеке в очередной раз. — На глазах ведьмы проступили слёзы.
Дёрнув плечами, Вера принялась нарезать круги по ковру из цветов, в попытке замаскировать эмоции.
— Я не просила делать из меня телефон и учить запретным дисциплинам, я не просила проклятья тлеедов, я не просила даже приводить меня в эту ебанутую жизнь! — Закричала девушка. — Что ты, блять, сдохла она! Тебя хоть раз разрывала на части Ржавчина, сучара⁈ Ты переплывала Волгу без обеих ног? Посмотрите на неё, учёная-в-говне-мочёная…
Анна Белая чему-то усмехнулась. Заметив это, Вера перестала выкрикивать проклятья, и спросила:
— Тебя саму-то как в ящик на целый год закрыли?
Ухмылка старшей ведьмы стала ещё шире:
— Целый год в ящике, скажу тебе — это невероятное везение.
— Неужели? — Съязвила ведьма, скривив губы.
Подойдя к девушке ближе, Анна как-то неприятно улыбнулась.
— Меня закрыли в том гробу на вечность, понимаешь? Я же говорила тебе, дура, твоя жизнь ни хрена не тяжёлая.