И уже через мгновение под урчащий рев мотора, кроваво-красный «Феррари» разрезает ночную тьму, прогоняя яркими фарами зеленый туман, а вместе с ним оживших мертвецов. Стоило машине врезаться в толпу, как они исчезали по чудесному мановению, растворяясь от одного прикосновения кузова к безжизненным телам, мгновенно вспыхивая черным огнем с синей сердцевиной.
Машина разгоняется до бешеной скорости, пронзая толпу монстров, словно нож подтаявшее масло, а я смотрю на вспыхивающий по сторонам черный огонь с синей сердцевиной пламени, слышу болезненные страдальческие крики, вижу искаженные в гримасах боли лица, и на душе становится невыносимо тяжело. От чего-то хочется кричать, хочется плакать от накатившего ужаса, страха и отчаяния, но больше всего гложет взявшееся из ниоткуда чувство вины. В очередной раз чувствую себя виноватой за то, чего не делала, не могла сделать. Но их беззвучные мольбы словно были обращены именно ко мне, и какой-то двоякий смысл скрывается под словом «Еда».
Не знаю, когда мы выехали из тумана, не знаю, когда прекратились кошмарные видения оживших мертвецов, не знаю, когда Лара перестала плакать, обозрев мир красными глазами, и когда руки Дрейка перестали отчаянно трястись. Последнее, что помню- черный огненный коридор, а затем запах кожаной куртки Дрейка, такой приятный и теплый с приторными нотками. И, кажется, что если в него покрепче вцепиться, опутаться словно одеялом, то он спасет от всех невзгод, убережет и защитит.
Легкое прикосновение к волосам, спускающееся по плечу, привело в чувства, заставив оторваться от спасительного запаха. Дрейк заботливо вглядывается в испуганные глаза маленькой девочки, вжавшейся в сильное мужское плечо, и неожиданно мягко говорит:
— Налана, все в порядке. Туман позади, твари исчезли! Мы выбрались! — с улыбкой отвечает он. — Насчет совсем, не уверен, но оттуда точно. Думаю, здесь можно провести остаток ночи. И Боги нам помогают! — его голос льется успокаивающе, так размеренно и привычно, что все тревоги остаются позади. — Ты в порядке? На тебе лица нет! — заботливо спрашивает Дрейк.
— Все хорошо… — сухо отвечаю я, зная, что побелела как полотно за эти минуты. — Просто я испугалась, очень испугалась… — неожиданно выдаю я, уткнувшись носом в сильное плечо Дрейка. — Кто это был? О, Создатель, они хотели есть! Есть! — неожиданно для себя разражаюсь громким отчаянным плачем. Видно сказывается стресс и пережитые события, но это не оправдание проявленной слабости.
Слезы бесконечным потоком льются из глаз, впервые за много лет. Не помню, когда в последний раз так плакала, поддавшись истерике. Не знаю, когда так отчаянно страдала при виде смерти, словно это происходило тысячу лет назад, и в тоже время слишком близко, слишком рядом, чтобы забыть.
— Не важно! Это не важно сейчас… — тихо говорит Дрейк, нежно и крепко обнимая за плечи. — Твоя задача успокоиться, — уткнувшись в его плечо, невольно перевожу короткий взгляд на темное небо, и тут же отстраняюсь, замечая на нем бриллианты сверкающих звезд.
— Что это? В небе? — со смесью смеха и испуга спрашиваю я, взглянув на сжимающего меня Дрейка, тут же ослабившего хватку.
—Звезды, Налана! — непонимающе отвечает он, выпуская меня из цепких объятий. В одно мгновение перебираюсь на пассажирское кресло, выскакивая из машины яростно хлопнув дверью, совершенно не обращая внимания на ошеломленную реакцию друзей, устремляясь в ночную мглу. И если бы в этот момент тормоза отчаянно взвизгнули, сообщая о том, что машина отправилась дальше без меня, к удивлению было бы наплевать. Даже не обиделась бы, что они оставили меня посреди бесконечной пустыни, без припасов и оружия. Потому что в этот момент мне все равно…
Стало плевать на древние пророчества, на Люциона, на бесконечные видения, приходящие в виде кошмарных снов, даже плевать на собственную жизнь. Никогда еще я не чувствовала себя настолько потерянной и одинокой, одновременно крошечной песчинкой и далеким небом. Я одна среди бескрайней пустоши, и никто не в состоянии меня понять, не то, чтобы помочь. Они не слышат их криков, не слышат их страданий, только сгущающиеся с ветром вопли, холодные и безжизненные, ставшие обычным шумом. Они и не смогут услышать, потому что им не дано— ни Ларе, ни Дрейку, ни остальным жителям Севара, заброшенного мира на краю Вселенной.