— Ларри… — узнаю в нем распластавшегося на камне морской звездой. — Не делай глупостей, — тихо говорю ему, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, хотя сама дрожу от страха.
— Глупость сделала ты, когда опорочила имя Богини! — яростно отвечает он. — Дедуля Мот все рассказал нам! Ты всего лишь самозванка, испытывающая на прочность нашу веру! — восклицает он. — А теперь заткнись и шагай!
— Ларри, ты же хороший человек! Я знаю, ты не хочешь убивать меня! Прошу, просто дай мне уйти. Скроюсь в пустыне, и никогда меня больше не увидите. Пожалуйста… — говорю я, чувствуя, как слезы вновь выступают на глазах, а к горлу подкатывает истеричный комок.
— Сказано же, замолкни! — выкрикивает он, тыча пистолетом мне в спину, но в голосе чувствуются первые нотки неуверенности, не каждый день слышишь мольбы о пощаде. — При всем желании, я не в праве отпустить тебя…
— Клянусь, Ларри, никто не узнает! Отпусти меня, прошу!
— Богиня покарает нас из-за моей слабости. Древняя воля должна свершиться, чтобы Севар продолжал жить, — сухо отвечает он. — Кровь приходящих смоет наши грехи, и однажды Богиня возродится.
— Не понимаешь, что ваши Боги мертвы? — истерично выкрикиваю я, медленно шагая в сторону сверкающего огнями Невара. — Они никогда не вернутся!
— Дедуле Моту было откровение—час спасения близок! Надеюсь, ты будешь последней.
Чем ближе мы приближаемся к городу, тем ближе заметен разожженный огромный костер на окраине Невара. Поднимающийся к чернильному небу густой дым, походит на грозовые облака. «Все было готово заранее…» — мелькнула в голове мысль, и надежда тает в душе снегом на ярком солнце, оставляя пустоту и обреченность. Мне не переспорить этого человека, как ни старайся. Слишком сильно затуманены его мозги страхом и уверенностью в собственной правоте. Они сожгут меня заживо, если не случится чуда и с неба не хлынет тропический ливень, туша костер. Теперь нечего терять, спасения ждать неоткуда, это конец.
Неожиданно из-за ближайшего холма медленно вырастает чья-то тень. Я уже приготовилась к худшему, когда узнала в приближающемся человеке Дрейка, размеренно вышагивающего по песку. В темноте его силуэт походит на призрака без лица, но я узнаю его по сапогам и шляпе, успевшей стать неизменной.
— Капитан, я поймал ее! — гордо говорит Ларри, решительней наставляя на меня пистолет. — Едва заметил, она вылезла из ямы на дальнем конце города.
— Хорошая работа, Ларри. — сухо говорит Дрейк ледяным тоном, и отчего-то чувствую на себе его проницательный взгляд. — Ты будешь вознагражден Богами за службу! — мужчина гордо зардевается, широко улыбнувшись, а затем Дрейк делает то, чего я от него меньше всего ожидала, но в тайне надеялась. — Что это там маячит? — с интересом спрашивает он, указывая рукой в сторону.
— Где? Ничего не вижу! — восклицает мужчина, на мгновение, отвернувшись, теряя бдительность, и тут же получает мощный удар по голове рукояткой пистолета, который сжимал за спиной Дрейк. В следующее мгновение он тихо опадает на землю, выпуская из рук оружие.
—Я думал, опоздал! — из сухого голос Дрейка превращается в тревожный. Неожиданно он притягивает меня к себе свободной рукой и жарко целует в губы, настолько крепко, что становится больно. Поцелуй длится не больше пары мгновений, но в нем чувствуется столько страсти, сколько едва поместится в вулкане. Резко оторвавшись от меня, он обеспокоенно спрашивает— Ты в порядке? — на что могу только торопливо кивнуть головой, как болванчик. Затем быстро подбирает пистолет Ларри, крепко хватает меня за руку, и без слов мы бежим прочь от города.
7
Прислонившись лбом практически вплотную к Всевидящему Зеркалу, она внимательно наблюдает за развернувшимся действом с неприкрытым интересом. Волшебное стекло, позволяющее заглянуть за любые границы реальности любого мира Спектра, преодолевая пространство и время— единственное утешение, оставшееся от волшебного мира Фабрики, все, что осталось от прошлой жизни, в которой она была великой и могущественной.
Заточение в тысячу лет никому не пойдет на пользу, даже ей- вечной Богине Севара, родного дома, собранного по крупицам из времени и желаний, в один момент ставшего тюрьмой, по вине собственной ошибки. Пусть, она внешне не изменилась за годы, проведенные в огромном мире, ставшем ненавистной клеткой— Боги не могут стареть или меняться, выбрав однажды один единственный образ- это ничуть не печалит ее. Но вот душа, она давно забыла это слово.