Г е л ь м у т. Когда ты последний раз видела мясо?! Идиотка!
У р с у л а. Не прогоняйте меня. Я буду вас… развлекать. Я очень веселая.
Р е й н г о л ь д. Да… С тобой обхохочешься.
У р с у л а. Не веришь? Я прекрасно пою и танцую. Вот, пожалуйста. (Поет.)
Рейнгольд, Тео, Дитер и Гельмут начинают хлопать в ладоши, потом Тео подхватывает Урсулу, начинает с ней танцевать. Во время танца Гельмут отталкивает Тео и танцует с Урсулой. Из-за шкафа выползает А н д р е й. Опираясь о шкаф связанными руками, он пытается подняться. Первым его замечает Рейнгольд.
Р е й н г о л ь д (бросается к Андрею). Стой!
Андрей бьет Рейнгольда головой в живот, Рейнгольд падает. Андрей бросается к выходу, его настигают Гельмут и Тео, опрокидывают на пол.
А н д р е й. Со мной вы, конечно, справитесь… Четверо на одного со связанными руками… А дальше что? Что вы будете делать дальше? Вам некуда идти.
Т е о. Что же ты нам посоветуешь?
Г е л ь м у т (удивленно). Ты у него спрашиваешь совета?
Т е о. Погоди. Может быть, он скажет что-нибудь дельное. (Андрею.) Ну, говори.
А н д р е й. Хотите остаться в живых?
Т е о. Допустим.
Р е й н г о л ь д. Что за постыдный разговор, Тео?!
Т е о. Погоди. Мне интересно, что он скажет.
А н д р е й. Для вас самое лучшее — сдаться мне в плен.
Тео бьет Андрея по лицу.
Г е л ь м у т. Русские расстреливают пленных на месте.
А н д р е й. Тебе кто это сказал? Геббельс?
Г е л ь м у т. Это знают все.
А н д р е й. Вранье. Никто вас и пальцем не тронет.
Г е л ь м у т. Хватит болтовни. Мы не должны унижать себя разговорами с этим ублюдком. (Достает и раскрывает нож, передает Тео.) Прикончи его.
Тео взял нож, шагнул к Андрею.
А н д р е й. Мама… Мама… Я боюсь, мама…
М а т ь. Что с тобой, родной? Тебе что-нибудь приснилось?
А н д р е й. Да, мне страшно, мама…
М а т ь. Иди сюда, ко мне… Да ты весь дрожишь… Не бойся, ты со мной. Это только сон… Что тебе приснилось?
А н д р е й. Фашисты. Они влезли в окно, разбили стекла… Они очень страшные, мама, черные, лысые, а у самого главного хвост, как у крысы… Они все мокрые, мама…
М а т ь. Успокойся, малыш. Папа не пустит к нам фашистов.
А н д р е й. Я тоже их не пущу. Я поставлю на окно свою зеленую пушку, и они испугаются.
М а т ь. Конечно, испугаются. Спи, мой маленький, спи.
Т е о (бросает нож). Я не мясник.
Р е й н г о л ь д (поднимает нож). Я… Я это сделаю. (Подходит к Андрею.)
А н д р е й. Научите его держать нож, а то он порежет себе палец.
Р е й н г о л ь д. Ты еще меня учишь!.. Закрой глаза. Слышишь, закрой глаза!
А н д р е й (резко). А ну, брось нож! Брось!
Рейнгольд роняет нож.
Г е л ь м у т (подбирает нож). Трусы! Видно, придется мне. (Заносит нож.)
Урсула в последний момент бросается к Гельмуту, повисает на его руке.
Возле Л и ф а н о в а сидит Б а р а б а н о в.
Б а р а б а н о в. Сидим это мы, ждем перевязки… Ну, думаю, не иначе, как генерала перевязывают, стараются, работают на совесть. И что же ты думаешь, лейтенант? Открывается дверь, и какой такой генерал выходит?
Л и ф а н о в. Какой генерал?
Б а р а б а н о в. Немец выходит. Рыжий. Морда вот такая. Улыбается. Доволен. Вот я тебя и спрашиваю: справедливо? Чтобы солдат русский дожидался, пока немцу перевязку делают?! Там их стреляют, тут перевязывают. Так и война не кончится.
Л и ф а н о в. А что за немец?
Б а р а б а н о в. Обложка-то штатская… Только я знаю этих штатских, видел. Последний патрон выпустит, переоденется — пожалуйста, белая повязочка: Гитлер капут! Они наших пленных на месте стреляли, на столбах вешали, газом травили, а мы — пожалуйста, на перевязочку!
Л и ф а н о в. Что же нам с тобой, отец, тоже на столбах вешать да газом травить?
Б а р а б а н о в. Это я слыхал, политрук объяснял. По мне — всех под корень рубить надо. Кто с мечом к нам вошел, тот от меча и погибнет!