Ректор принял меня просто, посмотрев на мою одежду, сказал сидящему в креслах Григу-Гольденвейзеру:
— Вот откуда стали прибывать. Музрабфак должен послужить широкому музыкальному образованию.
Прибывших поместили в классе № 28, заставленном железными койками с матрацами, и объявили, что тут мы будем жить, пока сдаем испытания.
Началось знакомство. Ребята были тертыми калачами, жили в городах и городках, бойко судили о музыке, называя имена неизвестных композиторов, насвистывали, напевали, по-моему, здорово, романсы, арии и веселые песенки. Трубачи «давали звучка», певцы выводили замысловатые рулады, хвалили «металл» в голосе, громко хмыкали, держа в щепотке переносицу, пускали «петуха» на высоких нотах. Я ничего не смыслил в этих премудростях. Жадно слушал, набухал, как губка, мнениями, именами, терминами и, наконец, так раскис и отяжелел от всего услышанного, что стал подумывать о горькой своей бесталанности. Завязывалась дружба. Я чувствовал, что на меня никто не позарится, потому ожидал себе в друзья такого же незнайку из деревни.
Начались испытания. Тут я впервые увидел рояль, выстукивал по черной крышке заданный ритм, определил, когда произошла модуляция из мажора в минор. От напряжения в голове стало жарко, а когда вышел из класса, в ушах забулькало, пронял пот, будто я постоял под вилами у стога в сенокос.
Последнее испытание было по политграмоте. Успешно сдать ее помог случай.
Утром я знакомился с улицами города. Дошел до площади, прочитал на красном здании вывеску «Моссовет». На площади стоял обелиск. Решил рассмотреть его и увидел высеченную надпись под заголовком: «Конституция Союза ССР». От нечего делать принялся рассматривать статьи о правах и обязанностях граждан. Утро светлое, Тверская улица изнемогает от людей и машин. Около обелиска спокойно, никто не толкает. В кармане у меня домашние сухари. Жую их и читаю Закон. Несколько раз обошел кругом, удивляясь искусству письма по камню, пока не услышал за спиной голос:
— Гражданин, не задерживайтесь, проходите.
Сильно напугался я милиционера. На онемевших ногах перешел улицу, втиснулся в толпу и стал думать, что это за место, откуда меня прогнали?
За столом важно сидит слепой человек, последний профессор, которому надо отвечать. Он спросил, кто ему отвечает. Деревянной палочкой-шильцем (такой инструмент дед Бушуй называл сапожной «наколюшкой») потыкал в толстую бумагу и предложил мне рассказать о Конституции. Я обрадовался легкому вопросу, выложил все статьи, что были на обелиске.
— Хорошая память, — сказал экзаменатор, — знания свежие. Так мне никто не отвечал.
Взят последний барьер, настроение боевое! Вышел из класса, грузный от счастья, долго простоял у окна, не знал, куда деваться от радости. Хотелось в эту минуту «Всю природу в свои объятья заключить» и вышедшего из класса последнего профессора заодно. Но какой-то студент подошел к нему, ткнул пальцем в живот слепому профессору, спросил:
— Сашка, как житуха? Чего ты тут околачиваешься?
— Новичков экзаменую, — ответил тот, — дури им гоняю. Дрожат, заикаются, плетут околесицу.
Профессором оказался студент старшего курса Сашка Пелевин.
В учебной части нам объявили, что занятия на первом курсе откладываются на месяц. От этого известия я похолодел, лишился языка и не вышел из двери, а как-то тихо вывалился. Сел в уголок на скамеечку и начал горевать. Что делать? Как прожить-скоротать этот страшный месяц? Домашние сухари на исходе, денег хватит на неделю, о поездке домой нечего и думать. Выхода не было. А если есть один раз в день? Тогда остаток денег можно растянуть на три недели, а одну неделю авось…
В вестибюле оживленно говорили принятые, радовались, собирались махнуть домой до начала занятий. Я высматривал, нет ли среди них такого, кому тоже некуда деваться? Такого не нашлось. Скоро класс-общежитие опустел. Я остался один.
Рядом был хлебный магазин. У входа постоянно стоял какой-то калека, протягивал трясущуюся руку. Ему иногда подавали кусочки-довески, он тут же их съедал, снова трясся и просил, глядя на людей пришибленно, по-собачьи. Хлеб отпускали по карточкам, не всякий был щедр, а он просил:
— Подайте крошку.
Сегодня он опять просит. Мне тоже хоть протягивай руку. Как объяснить людям, что молодому стыдно просить, но трудно, когда ешь один раз в день. Кому помочь за кусок? И счастье меня нашло! Подъехала хлебная повозка. Хроменький старичок принялся выкладывать булки в корзину. Запах свежего хлеба изранил меня.
— Дедушка, я помогу?
— Таскай, когда охота. Откуда ты такой?