Мы перебрасываемся парой дежурных фраз, мне желают удачной поездки, гладят и тискают Фронечку, который тут же распушает свой царский хвост аки павлин.
― Главное смотреть, кто за тобой идет, ― в шутку произносит Анна Назаровна, поглаживая кота по спине.
― Что вы имеете в виду? ― уточняю я, уже практически перешагнув порог квартиры.
Она поднимает взгляд от рассевшегося на руках Фрони. Лак на ногтях какой-то слишком красный. Напоминает то ли вишневый сок, то ли кровь из открытой раны.
― Будь внимателен везде, Антон. Сейчас такое страшное время. Сам знаешь.
Глава 6. Театральник
Те, о ком не знает Антон Шуткач
8 лет назад
Чех заходит в комнату с утра. С ножом. И направляется прямо к Ябо.
Спросонья я не сразу понимаю, что происходит, а осознав, резко подскакиваю на кровати. Однако окликнуть не могу — изо рта вырывается только противный хрип.
Чех резко оборачивается и прикладывает палец к губам.
На какую-то секунду кажется, что его карие глаза изменили цвет — стали чёрными, странно матовыми, будто угольки. Становится немного не по себе, сердце подскакивает к горлу и бешено колотится.
«Наверно, виной всему полумрак», — мелькает мысль.
Тело охватывает какая-то мерзкая слабость. Шевельнуться — куда там, единственное, что возможно — лежать неподвижно и смотреть, как Чех склоняется над мирно спящим Ябо, убирает с шеи его распущенные белые волосы и… всё, словно в замедленной съёмке.
— Очень медленно, — неожиданно насмешливо произносит бог фейспалма, и я вздрагиваю. — И грубо. Я ожидал чего-то более затейливого.
Я сажусь на постели, во все глаза уставившись на них.
— Что происходит? Зачем тебе нож?
Почему-то произнести «Эммануил» упорно не получается. Да и в какой-то момент вдруг становится понятно, что Чех сам на себя не похож. Внешне — он, а внутри словно… словно кто-то другой. И этот кто-то пытается прорваться сквозь привычную оболочку.
Реакция его совсем не смущает.
Чех спокойно садится на кровать, толкает вмиг недовольно зашипевшего Ябо и протягивает нож ему, кирпично-красной рукояткой вперёд.
— Тогда сам. Или ты ещё надеешься, что сможешь разгуливать с такой рожей по Одессе?
— Сдалась мне ваша жемчужина у моря. — Ябо довольно потягивается, бросает на нож долгий взгляд и всё же сдается — сжимает рукоять в ладонях. Лезвие остается недвусмысленно направлено на Чеха, которого это явно не заботит.
Чувствуя раздражение от того, что вокруг происходит нечто совершенно непонятное и вдобавок меня игнорируют, я встаю и внимательно смотрю на обоих.
— У меня проблемы с дикцией? Что вы делаете?
Чех хмуро глядит на часы и тщательно поправляет металлический браслет, будто сейчас нет ничего важнее. Потом всё же удостаивает меня взглядом:
— Мне нужна кровь твоего товарища.
Ябо сдавленно фыркает. Была бы возможность — закатил бы глаза, чего уж там. Хотя заявление несколько выбивает меня из колеи.
— Зачем?
— Пить по утрам будет, — невинно вставляет Ябо. ― Ну и прекрасное своё личико протирать, чтобы молодость сохранить и дев ясноглазых привлекать.
Я нехорошо зыркаю, и он внезапно резко опускает голову. Ещё в Ужгороде заметил: если у меня настроение совсем не в дугу и есть желание прибить половину мира, Ябо разумно затыкается. То ли эмоции так хорошо чувствует, то ли на лице у меня всё написано огромными буквами.
— Пластику надо делать, — наконец снисходит до пояснений Чех. — Иначе будет много проблем.
Кровь, пластика, Чех. Бред какой-то. Совсем уж нестыковка.
И глаза... Есть ли они у Ябо? Но, с другой стороны, он всё видит…
Я потираю переносицу, хотя в таких случаях у многих принято чесать репку. Говорят, что помогает мыслительному процессу.
— Зачем?
— У меня свои интересы, — неожиданно мягко произносит Чех и поднимается с кровати.
Миг — чернота в его взгляде плещет тягучей волной, кружит омутом и мгновенно отпускает. Чудо только, как я на ногах удержался и не рухнул от головокружения. Однако на меня вновь цепко смотрят внимательные карие глаза.
— Дима, давай быстро перекусим — и в Одессу. А этот посидит тут.
— Не хочу, — капризно сообщает Ябо и принимается собирать в хвост рассыпавшиеся по плечам волосы. — Ещё закроете меня тут, помру от голода.
Я невольно хмыкаю. Уж кто-кто, а он явно не загнётся от недостатка пищи. Несмотря на холостяцкий образ жизни, обычно Чех хранит еду в маленьком миленьком подвальчике. Пустой холодильник — это только для отвода глаз, а то неведомо, каких гостей может судьба принести.