Чех приподнимает бровь, представив картину.
— Стоим?
— Ну, да. С этим чу… ну, приятелем твоим, — нехотя произносит Дима, и тут же добавляет совсем тихо, — давай быстрее, у меня ощущение, что он всё-таки готов полакомиться человечиной.
Чех невольно фыркает, чем вызывает недоумение на лице Сары Абрамовны.
— Хорошо, скоро буду. ― Нажимает отбой и почти извиняющимся тоном произносит: — Прошу простить, но дела. Обед был сказочным. Возможно, будем видеться чаще, когда я перееду в Одессу.
Сара Абрамовна как-то рассеянно кивает и даже не выходит его проводить. Чех спускается по ржавым ступенькам, перепрыгнув всего одного кота, и машет на прощание таинственному соседу, так и сидящему в увитой виноградом беседке.
— Эммануил Борисович, — неожиданно раздается низкий голос Городовой.
Чех притормаживает у выхода и оборачивается:
— Да?
Что-то ещё? Вроде всё обговорили, а видеть его тут совершенно не были рады.
— Таки за сколько километров вы сейчас от Одессы?
— Ну… — он мысленно прикидывает и выдает результат: — Этак сто пятьдесят.
Сара Абрамовна задумчиво поправляет воротник халата, а потом очки на переносице, чтобы не сползали на нос. И всё же говорит:
— И таки не надо ближе. Я вас умоляю!
Глава 9. На башне ратуши
Тот, о ком не знает Дмитрий Мороз
Наше время
Прозвучало, как ни странно, без акцента. Очень мягко, журчаще, можно заслушаться и позабыть обо всём вокруг.
Я медленно поднимаю взгляд. Наверное, всё послышалось. Не может быть.
Солнце слепит глаза, но даже сейчас я вижу, что волосы, как выжженный степной ковыль, полыхают золотом. Зелёный глаз немного прищурен ― не так просто смотреть прямо на дневное светило.
Кожаные брюки, рубашка в черно-красную клетку, кожаная куртка с молнией на правом рукаве и плече. Ничего похожего на того щеголеватого джентльмена, с которым я встретился ещё несколько дней назад, а… хм… на кого?
Ярасланов переводит взгляд на меня, откидывает со лба рассыпавшиеся пряди. Они как-то причудливо лежат, струятся вниз. Сейчас он кажется моложе. Но не проще ― это однозначно. Зелено-голубая волна всё равно приковывает к месту, не давая шевельнуться.
Он садится напротив, легко так, плавно, с какой-то особой грацией.
«Псих, ― думаю я. ― Определенно псих, который теперь меня ещё и преследует.
Пытаюсь судорожно вспомнить, как надо себя вести, когда рядом психически неуравновешенный человек. Так… злить нельзя, проявлять агрессию нельзя, выводить из равновесия тоже. Соглашаться. Потому что неизвестно, как отреагирует. Самое легкое ― выставит дураком в глазах окружающих. А нелегкое… думать об этом не хочется.
Что интересно, самому Ярасланову, кажется, откровенно плевать на моё напряжение и нежелание поддерживать разговор.
Удивительно.
Я невольно оборачиваюсь, но понимаю, что Игорь ещё не пришёл.
Черт. Как нехорошо получилось. А еще я как-то умудрился пропустить момент, когда подошёл официант. Ярасланов успевает что-то быстро показать, тот кивает и уходит.
Он тут есть собрался? Нет, ну уже ни в какие рамки!
― Послушайте, ― начинаю я.
― Люблю Львов, ― обрывает он меня, не давая продолжить. ― Знаете ли, Антон, есть в нем что-то завораживающее, душевное. Идёшь по улице, кажется, что с тобой говорят стены домов и брусчатка под ногами. Я, когда попал сюда в первый раз, был крайне изумлен. Город словно застыл на границе, где в тесных объятиях сплелись его воля и наша душа.
Я внезапно закрываю рот, понимая, что, в общем-то, согласен с ним. И тут же спохватываюсь, встряхиваю волосами. Не хватало ещё заслушаться.
― А вы? ― невинно улыбается он так, словно рад меня видеть.
Да-да, именно меня.
― Хороший город, ― обтекаемо отвечаю я.
Он смотрит на меня, хмыкает, потом кивает. Так… будто самому себе.
― Отдыхайте. Надеюсь, вечер пройдет спокойно, на площади вас никто не тронет.
Я моргаю и непонимающе смотрю на него. Площади? Площадь Рынок? Откуда он знает, что я собирался туда пойти?
И тут чуть ли не матерю себя. Собственно, это простой тычок в небо, ибо все, кто приезжает, обычно идут в центр. В любом городе, тут нет ничего сверхнеобычного.
В этот момент подходит официант, а Ярасланов поднимается. Передо мной ставят тарелку, я открываю рот, чтобы сказать, что ничего не заказывал, как вдруг ко мне склоняются и шепчут на ухо, опаляя дыханием:
― Здесь прекрасная запечённая форель со сметаной и грибами, не отказывайтесь.