― Стейк из тунца, ― добавляет он.
― Пить… ― Сара Абрамовна изучает винную карту. ― Нам есть что отметить. ― Стук алого ногтя об отшлифованный янтарь. ― Даже три раза. ― Стук, стук, стук. ― Поэтому я хочу белое.
― Сухое? ― учтиво предлагает официант.
― Оставьте себе, ― отмахивается она. ― Несите полусладкое, и не слипнется, и примирит с кислой физиономией собеседника.
Бедняга улетучивается так быстро, что Чех не успевает возмутиться.
― Сара Абрамовна, вы бессовестно неучтивы к старшему по чину, ― мягко укоряет он. ― Где же хоть капля любви?
― Зачем мне любовь, когда есть деньги?
Чех понимает, что крыть нечем. И только усмехается. Всё же Городовые ― прекрасные существа. Они не взывают к чему-то светлому, бескорыстному и необъяснимому. Им всегда есть чем спустить на грешную землю. И это радует, потому ясно, чего можно ожидать от каждого из них.
В ожидании заказа Сара Абрамовна закуривает. Между алыми ногтями белеет белый цилиндрик сигареты, дым сегодня пахнет какими-то цветами. Сменила пристрастия?
― Эммануил Борисович, ― снова она переходит на уважительное обращение. ― Есть проблема, которую надо решать, как бы мне сейчас ни хотелось не видеть вас ещё долго.
Чех тоже меняется в лице. Теперь это холодный, невозмутимый Следящий Южного региона, который сильнее Городовой.
― Какая же?
В её бездонно-светлых глазах что-то ослепительно вспыхивает:
― Каракурты не убили Дымкевича. Он снова появился в Одессе.
Глава 15. Ближе к тому, что нельзя
Тот, о ком не знает Дмитрий Мороз
Наше время
Если прикрыть глаза, то солнце светит так мягко и ласково, что кажется, будто оно разгорается даже под веками. Ветерок временами налетает прохладный, совершенно не весенний, но я ничего не имею против. День отличный. Даже не беря в расчет, что мне надо прямо сейчас покинуть Львов. Внутри все почему-то замерло. Нет сожаления ― только светлая грусть. Пожалуй, надо разобраться с бедламом, ворвавшимся в мою жизнь. А потом уже снова можно приехать.
Это странно, но я чувствую, что решение верно.
И то, что я сейчас сижу на скамейке в скверике напротив входа в здание вокзала, тоже верно.
― На, подержи.
Мне тыкается в руки бумажный белый пакет, на котором нарисована фигуристая панночка. Она прикрывает грудь сочными вишнями, контрастирующими с белой кожей.
― Э?..
Пожалуй, это самое содержательное, что я могу сказать.
Ярасланов плюхается рядом, переводит на меня взгляд:
― Мы будем ехать вместе почти сутки. Делать это на трезвую голову я категорически отказываюсь.
Я заглядываю в пакетик, так-так и правда бутылка настойки. Любопытно исполнилось моё вчерашнее желание.
― Звучит так, будто тебе придется ехать с некрасивой женщиной, ― не могу смолчать.
― От того, что я еду с красивым мужчиной, ситуация совершенно не меняется, ― пожимает он плечами.
Я закашливаюсь, Ярасланов любезно хлопает меня по спине.
― Не умничай, ведь в ответ может прилететь, ― ласково произносит он. ― Но я, конечно, попытку сострить оценил.
Некоторое время мы сидим молча. На разговоры не тянет. Потом Ярасланов тянется к чемодану, достает из внешнего кармашка паспорт и билет. Снова отдает мне.
― Я сейчас!
Он быстро вскакивает и шагает к ближайшей будочке с журналами. Я фыркаю. Господи, откуда ж ты такой взялся?
Открываю паспорт.
Богдан Ярасланов.
О… как. Значит, Дан ― это сокращение от Богдана, а не Даниила, как можно было бы решить. Я почему-то к нему примеривал именно это имя. Богдан всё же… Хотя вот место рождения ― Ужгород. Едва не присвистываю. Вот это да. Почему-то думал, что он родился где-то в безумно пафосных столицах, но никак не в уютном городе Закарпатья.
Подпись интересная у него.
Внимательно изучаю её, вычленяя среди размашистых завитков буквы. Так, начинается с «Я», потом точка, дальше три первых буквы имени: б, о, г. То есть… если привыкнуть к линиям, то можно увидеть…
Я.Бог
С моих губ срывается нервный смешок. Да уж, скромность ― единственный его недостаток. Я вот как-то не додумался до такого. Просто стилизовал первую букву фамилии, а мог вон целого клоуна нарисовать, если следовать такой логике.
― А чужие документы смотреть нехорошо, ― звучит прямо надо мной, и я едва не роняю паспорт.
Ярасланов садится рядом снова, я замечаю у него под мышкой сборник судоку.
― Ну как, удовлетворил любопытство? ― неожиданно спокойно интересуется он.