Это застает меня врасплох, но потом я всё же собираюсь с мыслями и подтверждаю:
― Именно, но я смог.
― Вы молодец. ― Он вдруг протягивает руку. ― Владимир.
― Дмитрий, ― представляюсь я, пожимая «танцующие пальцы». Крепкие, кстати, сильные. Даже немного неожиданно.
Он поворачивается к Ябо и Чеху, задумчиво смотрит на обоих. Я замираю, кажется, даже не дышу: чувствую, как Владимир буквально взвешивает все за и против.
― Сколько понадобится времени? ― спрашивает Чех.
Владимир чуть прищуривается, окидывает Ябо взглядом с ног до головы. О чем-то думает, и… ни мне, ни Чеху этого точно не понять. Судя по виду Ябо, тот тоже может только гадать, что в голове у этого человека.
― Дня два, может быть, три. Чтобы можно было спокойно выйти на улицу, не вызывая вопросов у прохожих ― наконец отвечает Владимир. ― Но ты спрашиваешь срок, не уточняя, каков будет результат.
― Мне важно, что он будет, ― ни капли не смущается Чех.
― То есть вас моё мнение вообще не интересует? ― спрашивает Ябо, явно осознав, что теряет инициативу по всем направлениям.
― Нет, ― хором отвечают Чех и Владимир.
Вид Ябо с отвисшей челюстью настолько забавен, что я начинаю смеяться. Так чисто и искренне давно не получалось. На меня смотрят немного с удивлением, но мне уже всё равно. Истерика, что ли? Нехорошо.
Остановиться не получается.
Чех подхватывает меня под локоть и выводит из кабинета.
― Я буду ждать сообщения, ― бросает он на ходу и тянет меня дальше.
На улице льет дождь. Когда только успел начаться?
Пальцы Чеха до боли впиваются в моё запястье.
― Дыши. Просто дыши.
Поначалу получается плохо, но постепенно дыхание выравнивается, мне становится лучше. Сюрреализма ситуации это не уменьшает, но немного отодвигает в сторону.
Дождь холодный, волосы тут же намокают, но Чех даже не думает тянуть меня в укрытие. Стой и приходи в себя. Холод, вода, дыхание. Пожалуй, это всё, что сейчас нужно.
Ровно до того момента, когда я нахожу силы хрипло произнести:
― Я хочу домой.
― А я думал, в Монте-Карло.
― Очень смешно.
― Садись, отвезу.
Дорога занимает каких-то пятнадцать минут ― Чех очень неплохо ориентируется в Херсоне.
«И в Одессе, ― внезапно подсказывает внутренний голос, ― и вообще на юге». Последняя мысль буквально обжигает. С чего я взял про юг вообще? Объяснить не получается, но такое чувство, что я прав на все сто процентов.
Хмурюсь, пытаясь проанализировать ощущения. Откуда это?
Задумавшись, не сразу понимаю, что мы свернули и даже остановились.
― Что? ― Я выглядываю в окно, пытаясь понять, почему Чех передумал ехать и вообще выходит из машины.
― Сиди, жертва, ― доносится его смешок с улицы. ― Жрать у тебя, как всегда, нечего. Поэтому дай папочке разжиться пиццей.
Я откидываюсь на спинку кресла.
Если папочка раздобудет к ней бутылку коньяка, то мир и правда не такая сука, как может показаться на первый взгляд.
***
― То есть Якорь притягивает к себе всякую гадость? ― подавившись, спрашиваю я и смотрю на Чеха во все глаза.
За окном уже поздний вечер, тьма ночи подсвечена желтым, как глаза кошки, светом уличных фонарей. А пицца на самом деле очень ничего, просто от услышанного я практически не могу нормально жевать. Заглатываю как удав свежее хрустящее тесто с пикантным перцем, кукурузой, мясом и какими острыми колбасками. Чех вечно выбирает что-то специфическое, но вкусное, ничего не скажешь. Эта вроде бы называется «Мексиканская». И коньяк тоже не забыл. Если однажды я решу отречься от мира, то приеду к Чеху и буду жить у него. А, если вдруг попытается меня выпереть, то пожалуюсь Ябо.
― Ну «гадость» все же слишком уж жесткое определение, ― не смущается Чех и подносит к губам кружку с пузатым желтым утенком в кепке.
Мне её подарили девочки из отдела этнографии. В кружке ― коньяк. Конечно, совсем не соответствует этикету, но Чех не возражает.
Он вообще вполне спокойно воспринимает мою маленькую кухню, где ремонта не было много лет. Поскрипывающие стулья с примятыми подушками. Скол на столе (я уронил случайно стеклянный графин, а починить руки не доходят). Пицца в огромной коробке. И, собственно, я, потерянный и слабо понимающий, куда вляпался.
― Якорь, Дима, это сокровище, ― продолжает Чех. ― Это тот, кого всегда зовут на помощь.
― Из меня хреновый Чип-и-Дейл, ― откровенно признаюсь. ― Я не умею ломать голыми руками чудовищ, не отстреливаю головы супостатам, не поражаю силой оптимизма, сваливая с ног. Я…