― Городовые ― это далеко не все, Антон.
И это я, как ни странно, знаю. Про Создателей мне уже рассказали. А рассказ про Тиглата, то бишь Диму, начинают через несколько минут. Дима ― Якорь, который тянет к себе… всякое. В своё время он притянул Дана, который благодаря этому сумел спастись из Ужгорода. Ведь именно так Дан обрел плоть и кровь.
Временами Чех или Дима оговариваются и называют его не Дан, а Ябо, и я тут же вспоминаю подпись «Я.Бог».
― Почему Ябо? ― вклиниваюсь я с вопросом.
Чех приподнимает бровь, Дима фыркает:
― Пусть сам расскажет.
― Я тебе расскажу, ― бухтит Дан. ― Потом. Если захочешь.
― Начнешь с того, как тебя увидел пан Штольня, оглушил и кинул в подвал, не зная, что делать, ― хмыкает Дима. ― А ты, имея крепкий череп, очухался и изо всех сил потянулся ко мне, Якорю. До сих пор, кстати, не помню, как я сам оказался в подвале. Но вот как ты уничтожил тех, кто пошел по следу…
― Иди к черту.
Становится и ежу понятно: сейчас Дан говорить он не намерен. Я немного хмурюсь, но, пожалуй, и правда не время вытрясать правду.
Чех понимает это без слов и… продолжает рассказ. Внезапно про Корону Юга. Я только и могу смотреть на него во все глаза.
― Она… реальна?
Чех кивает, сцепляет пальцы в замок, и я невольно отмечаю, что они длинные и красивые. Играет на музыкальном инструменте? Или просто с рождения такие завораживающие руки?
― Вполне. Не жутко непостоянна, как истинная женщина. Корона Юга… чтобы было понятнее, назовем ее фэнтезийным языком, ведь ты же писатель, ― некий артефакт. Она материализуется в нашем мире ровно в тот момент, когда должен вот-вот появиться новый Создатель. Восемь лет назад Создатель появился в Одессе, тогда вспыхнул красный камень.
Перед моими глазами тут же появляется обложка Игоря.
― Одесса ― это красный, ― тихо говорит Чех.
Красный, как ленты орденов, как раздавленная между пальцев ягода калины, как кровь на знамени революции.
― Николаев ― синий.
Небо в летний зной, течение реки и морская волна… вода-вода-вода.
― Жёлтый ― Херсон.
Порочное золото скифских могил, спелая пшеница и пересыпающийся под ветром песок бескрайних просторов.
― Расположение камней и зубцов короны повторяет расположение городов на карте.
Правый зубец ниже среднего, но выше левого.
― Цвета камней так или иначе отображают цвета на гербах городов, ― продолжает Чех, а мне становится нехорошо. И физическое состояние тут совсем ни при чем.
― Подождите… Но ведь тут совсем не три города, ― всё же получается собраться с мыслями. ― А намного больше, не говоря о селах, поселках и…
― Они проявляются, когда приходит их время, ― кивает он. ― Но в данном случае запылал желтый камень, показывая, что вот-вот появится Создатель.
Я не знаю, как на это реагировать. Почему-то мне это совсем не нравится ― словно кто-то взял и перечеркнул мою жизнь одной линией. Поэтому не сразу понимаю, что Дан сжимает мои пальцы и… становится немного легче, словно пошатнувшаяся реальность вернулась на своё место.
― Кто… ― Делаю глубокий вдох. ― Кто создал Корону Юга?
― Никто.
Ответ вводит в ступор.
― То есть?
Чех улыбается:
― Кто сделал солнце? Кто сделал ветер? Кто сделал твою душу, Антон?
Я теряюсь, понимая, что ответа нет. Но ведь… черт подери, как всё запутано.
― Корона Юга в каком-то смысле создана силами, которые привели сюда Лепщиков, ― внезапно вступает в разговор Дима.
Он, кстати, листает книгу, слушая нас вполуха. Мне удается наконец-то прочесть название и автора «Теория бесконечных обезьян» Екатерина Звонцова. На краю сознания вспыхивает маячок, что название цепляет и не оставляет равнодушным. Искренне восхищаюсь коллегами по перу, которые умеют такие придумывать. Но тут же возвращаюсь в реальность:
― Лепщики? Это кто?
Дима усмехается и смотрит в упор на Дана. Дан… открыто и вызывающе смотрит на него. Немой диалог, который никто не собирается озвучивать. Я уже готов задать еще какой-нибудь вопрос, но Чех тихо смеется:
― Ну будет вам. Как маленькие, честное слово.
Понятнее не становится, тогда он поясняет:
― Лепщики умеют работать с теми, кого создали. Или тем, что создали. Он меняет форму и суть, беря материал их пространства и времени.
Некоторое время я молчу, пытаясь переварить услышанное.
― То есть… такие могут «слепить» что угодно?
Дима качает головой и снова смотрит в книгу: