Яркое солнце давно заставило всех надеть темные очки, которые то и дело запотевали и, с непривычки, сильно мешали. Дневали в устье реки Сайбиной. И на людях и на собаках заметно сказался 20-дневный путь: все двигались с большим трудом.
Миновали леса, стали приближаться к новому перевалу. Снег сделался не так глубок и рыхл, но все же один человек все время шел впереди и прокладывал путь. Чаще стали попадаться выходы горных пород, требовавшие остановок для сбора коллекций. Передние нарты понемногу уходили все дальше и наконец совсем скрылись за поворотом долины.
Кое-как преодолели и последний перевал. Вниз по склону нарта легко скользила сама. Колесо одометра, слегка поскрипывая, быстро отсчитывало пройденные километры. Впереди расстилался пологий, ровный скат. Вдруг передняя пара собак точно провалилась, за ней вторая, и вот последняя нарта тоже кувырком полетела вниз. Ни каюры, ни пассажиры не заметили на крутом склоне, под наметенным гребнем снега обрыв метров 4–5 высотой. К счастью, падение закончилось вполне благополучно, и ни собаки, ни люди не пострадали.
Настало время сделать привал, но костра не было, и все с недовольными лицами сидели на нартах. Фома и Ермил перекликались между собою.
— В чем дело?
— Да, мольче! Ты проводника взял, — начал Фома, — с дороги сбились, и он не знает, куда ехать!
Фома еще при отъезде предупреждал, что по Сайбиной он никогда не ездил, и отряд вести вызвался Ермил. Теперь у него был чрезвычайно смущенный вид.
— Забыл, мольче! — почесывая затылок, говорил Ермил. — Двадцать лет тому назад был здесь, думал — упомню, а тут вот, поди-ка ж ты, забыл!
Положение осложнилось. Собак оставили внизу, а сами забрались на склон, где из-под снега виднелся кедровник, и развели костер.
Перед глазами расстилалось несколько лощин, ведущих на перевалы. Надо было решить, которая яге из них приведет на Отворотную. Задача была не из легких. Общей карты района не было, не была нанесена и река Отворотная. Меньшиков приблизительно определил, где должно было находиться Оселкино, и наметил один из перевалов. Не задерживаясь, Фома и Ермил ушли вперед и скрылись из виду. Меньшиков и Дорошенко медленно поднялись на самый хребет. Спуск шел по склону огромного цирка и был так крут, что трудно было представить, как по нему только что прошли люди и собаки.
— Садись на снег и поезжай прямо вниз, а я с собаками следом. Возьми молоток, все же будет чем тормозить! — предложил Меньшиков своей спутнице.
Дорошенко нерешительно села на снег и медленно стала сползать. Вот она начала двигаться быстрее и, поднимая облака снежной пыли, скрылась в глубоком снегу у подножия горы. Меньшиков достал собачьи цепи, обмотал ими полозья нарты и подсунул под копыл остол, после чего сел на снег и уперся одной ногой в копыл нарты, а другой — в снег. Левая рука держалась за дугу.
— Хак! Хак! — Нарты двинулись вниз.
Собаки во весь опор неслись рядом с нартой, но все же начали заметно отставать. Меньшиков напрягал все силы, чтобы уменьшить скорость. В самый критический момент он почувствовал, как нарта, словно ее поддало снизу, резко подпрыгнула в воздух и вдруг остановилась. Кругом, виляя хвостами, стояли спутавшиеся собаки.
— Ну, как?
— Крутая горка, чорт ее возьми!
— Да! — смеялся Легостаев. — Ермил даже дорогу вспомнил, говорит, что тут-то как раз и ехать надо было!
Подошедший Ермил подтвердил слова Легостаева и стал описывать дорогу впереди.
Дальше поехали по узенькой речке. Появились густые заросли ивы и тополя, из которых то и дело взлетали куропатки. Вокруг виднелись следы зверей. Снова путь пересекла росомаха и скрылась в зарослях. Легостаев шел впереди и вдруг как-то странно опустился на снег.
— Что опять случилось?
— Ослеп! Ничего не вижу.
Беднягу пришлось посадить на нарты. Резкие боли в глазах испытывал также и Меньшиков, хотя почти и не снимал очков; у него временами словно туман набегал, предметы сливались и таяли в дымке. Страшная «полярная слепота» неожиданно сделалась спутницей отряда.
На ночлег расположились в лесистой пойме. Продовольствие кончалось. Перед сном сварили последнее мясо, хлеба уже не было. Собакам тоже пришлось урезать норму, так как корма для них осталось всего на полторы кормежки, а ехать, в лучшем случае, предстояло три дня. Вечером пошел снег. Каюры забеспокоились.