И вот собственно госпиталь. В крупном здании располагалось два крыла: мужское и женское. Каждое крыло представляло собой огромную комнату. И в мужском и женском крыле помещалось по тридцать больничных коек. Но это только название. На самом деле больных здесь было гораздо больше. Больных устраивали в проходах, сдвигали кровати, расстилали между кроватями еще лежаки. Можно сказать в каждом крыле располагалась одна большая кровать, где как сардины в бочке лежали больные люди. Пыльно, душно, грязно, а в воздухе веяло дыханием болезни. Отделения построено два. Но черный вход был один.
Томас и Генри осторожно пробрались в госпиталь через тайный вход. Снаружи он был прикрыт густым ельником. Дверь, как таковая, отсутствовала. Так что вход представлял собой разрушенный участок стены, за которым тянулся длинный коридор, в конце которого едва различался тусклый свет поста стражи.
Единственный стражник спал, то ли от невыносимой духоты, то ли от болезни, чье воздействие постепенно покрывало его кожу. Блюститель закона спал очень крепко. Полусидя-полулежа на полу, он обнимал алебарду, совершенно бесполезную в таком узком коридоре. Рядом с ним на полу догорала свеча. Тонкое пламя танцевало свой последний танец, готовое в любой момент погаснуть.
Генри остался здесь. Замер в тени. Он должен был вырубить охранника, если тот проснется и поднимет переполох. Или вдруг его навестят соратники. Томас продолжил свой путь вглубь коридора. Душно. От нехватки воздуха уже начинала кружиться голова. Создавалось впечатление, что госпиталь никогда не проветривали, и чем дальше шел Томас, тем труднее становилось ему дышать. Шаг. Еще шаг. Еще немного и он увидит свою дочь.
Томас почти бесшумно вошел в женское крыло. Мужчина старался быть максимально незаметным, однако даже в столь тяжелое время, его беспардонное появление, несомненно, отбросит тень на его честь. Странно, что никто не поднял крика. Все присутствующие находились в полусне. Они потеряли связь с реальностью. Что немудрено. Воздух в госпитале давно пропитался болезнью. И ни намека на слабый ветер, ни одного сквозняка. Конечно, в палате находились окна, несколько прямоугольных отверстий прямо под потолком. Однако они возложили на себя чисто декоративную функцию и ничуть не помогали больным облегчить свои страдания.
Томас отыскал дочь достаточно быстро. Для маленьких детей в крыле выделили особое место. Томас аккуратно взял ее на руки и поторопился к выходу. Шаг. Еще шаг. Хотя в руках у Томаса спала маленькая девочка, идти стало гораздо легче. С мыслями скорее оказаться далеко от этого проклятого места, он, забыв об осторожности, перешел на бег. И вот через пару мгновений почти счастливый отец со своим чадом находились около спящего охранника.
- Вы где так долго? – Внезапно раздался шепот Генри над ухом. А потом в отблеске свечи появилось и лицо Генри, бледное, испуганное. Руки у него дрожали. Нож, сцепленный пальцами рук мертвой хваткой, отплясывал бешеный танец вместе с ними.
Внезапно свет дернулся.
- Стража!
-Бежим!
Крик охранника нельзя было назвать громким. Но в полной тишине. Да и длинный пустой коридор, как нарочно усиливающий даже писк мыши до оглушающего рева… Иначе говоря, в то же мгновение из другого крыла на крик начали приближаться три угрожающие тени. Одновременно с ними Томас и Генри ломанулись к выходу.
Тишина ночи была нарушена. Любое движение в ночи тревожило сон болезни. День создавался для жизни, ночь - для покоя и отдыха. Болезни нравилась природа. Пение птиц радовало душу и поднимало настроение по утрам. Раннее утро ей нравилось больше всего. Когда солнце только-только начинало греть землю. И капли утренней росы кристаллами сверкали под озорными лучами сонного светила. Это время создавалось для жизни. А ночь - это совсем другое дело. Когда мир обволакивала темнота, тогда наступало время сна. Умолкало пение птиц, блекли краски природы. Только закат, как кульминация дневного представления вспыхивал необычайно яркой палитрой цветов. Ночью жизнь замирала. Нужно было набраться сил для нового утра, предстоящего движения.
Болезнь разозлилась, ведь кто-то в эту ночь нарушил ее сон. Кто-то громким топотом разорвал тишину ночи. Кто-то испортил покой движением. Кто?
Болезнь нехотя встала с кровати и направилась к небольшому балкону. Она шла скорее по памяти, рассматривая дорогу через узкие щелки глазок, оставляя на пыльном полу следы маленьких босых ножек. На балконе редкие лунные лучи освещали ее худую фигурку. А вдалеке серебряный свет предательски указывал на пять темных точек, убегающих прочь из города. Увидев это, болезнь ужасно рассердилась. Да будь что угодно. Но ее друзья не должны покинуть ее владения. Разве могут они оставить ее.
Город Лотертаун
- Много наловил?
- Много. – Мальчишка показал на бултыхающихся в ведре рыбок. Все они, среднего размера, с серебристым брюхом, беспомощно разевали рты и смотрели бессмысленно друг на друга огромными наивными глазами.
- И все равно это мелочь. – Старик хмыкнул
- Другая в реке не водится. – Мальчишка с легкостью парировал все ответы старика. К счастью старый охотник был довольно предсказуем.
- Ладно. Возвращаемся домой. – Старик вздохнул. Мальчишка зевнул, обнажив ряд белых зубов.
Мальчика звали Лиам. Три года назад его отдали подмастерьем к старику-охотнику. И все это время мальчик помогал по хозяйству: таскал дрова, ходил за водой, рыбачил, собирал грибы и ягоды. В общем, занимается всем тем, что далеко до настоящей охоты. Мальчишка уже давно перестал просить старика научить его стрельбе из лука, метанию ножей, способам выслеживания оленей. Хотя этот, повидавший жизнь, охотник прекрасно все это умел, и считался одним из лучших в своем деле.
Они шли вдоль реки. С одной стороны бурлил горный поток чистой воды, с другой стороны раскинулся богатый широколиственный лес. Лес был старый, древний. И часто могучие деревья падали в объятия реки. Заметив одно из таких деревьев, старик остановился. Надо было взбодрить мальчишку.
- Малец, вот тебе мое следующее задание. Ты должен пройтись по этому дереву. – Старик указал на поваленный дуб над рекой. Расстояние до нее было приличным.