– Аргус, – повторил Джи, и кусок выпал у него из рук.
Именно этот Аргус, чем бы он ни был, по утверждению Ли «взлетел на воздух».
***
Он не помнил, как добрался до поместья, когда-то принадлежавшего карлику фон Сиггу. Перед глазами стояли ровно начертанные буквы и числа. Аргус. Обломок с неровными, оплавленными краями. Ещё одно доказательство искренности Ли. Должно быть, она не успела подобрать обломок, торопясь скрыться после вспышки. У неё были причины скрываться, так же как у местных были бы причины освежевать её заживо, найди они посередь деревни черноглазого демона на месте своих домов. Принадлежала ли она к племени «детей ночи»? Вне сомнений. Память живо нарисовала бледное лицо и бездонные омуты глаз, так похожие на его собственные. И дрожащий, гаснущий огонь в её груди, не похожий ни на что. Оставшийся загадкой.
Но на любую загадку со временем находится ответ.
Стены поместья проступили сквозь окружавший их лес, как кости сквозь гнилое мясо. Высокие, целые, не тронутые ни огнём, ни тараном. Глядя на них, можно было думать, что поместье всё ещё живо и обитаемо – если бы не откинутый мост надо рвом и не распахнутые настежь ворота. Створка криво повисла на одной петле.
Мост скрипел и выл под ногами, когда Джи пересекал ров. Цепи ещё держали, но доски, сгнившие под дождями и снегом, перекосились, грозя вот-вот обвалиться в вонючую застойную жижу под ними.
Во дворе одиноко торчал раскидистый клён. Стая ворон с оглушительным «кр-раа!» снялась с его ветвей, когда охотник ступил на брусчатку. Подле ствола остались лежать сероватые комки – остатки вороньей трапезы.
Джи обошёл двор, вглядываясь в тёмные окна поместья и не снимая ладони с рукояти кинжала. Все двери оказались аккуратно прикрытыми, но не запертыми – словно рачительный хозяин ненадолго покинул свой дом, уйдя на прогулку. Короткую прогулку в ночной лес при свете полной луны. И пренебрёг замками, зная, что в его отсутствие в поместье не сунется ни один лихой человек – уж чересчур дурна слава этого дома.
Дурная слава останется за поместьем много лет, думал Джи, минуя анфиладу отсыревших, но чистых комнат, пусть даже сменился хозяин, и подлинный волчий пастырь пришёл на место мнимого...
Он обнаружил священника в дальнем покое. Казалось, Ульрих пытался спрятаться, закрывая за собой двери, одну за другой, пока те не кончились. То, что когда-то было пастырем, лежало у стены, прижавшись к ней. Скрюченные пальцы ещё сжимали распятие.
Джи поддел носком сапога брошенный амикт[1] – единственную неопрятную вещь в идеально убранных комнатах. Должно быть, Ульрих обронил его по дороге сюда. Когда шёл – или, скорее, полз – через свои бесконечные владения, с которыми так и не сумел расстаться и которые принесли ему медленную гибель. Он сгнил заживо, пожираемый неведомой хворью, что поселилась внутри него. Кого ещё увёл он с собой? Кто оставался с ним до конца, прибирая в пустом поместье, расставляя по местам мебель, сметая пыль и плесень со стен и не зная, что та же хворь точит и его... или зная? Кто был верен Ульриху, как пёс, чьи останки теперь лежат там, во дворе, служа пищей воронам?
– И воздастся каждому по делам его[2], – негромко проговорил бывший охотник, – ты бежал, ты полз и прятался. Но тебя настигло то, для чего ещё не придумали откупа.
Джи нащупал на груди деревянный оберег Хельтруды, сжал в живой ладони.
Смотри, Хель... Смотри, моя Богиня-Мать – вот лежит человек, убивший тебя, и вороны склевали его глаза, а крысы поселились в его утробе.
Ульрих умер, но не отдал своего. Годом ранее он оклеветал и уничтожил фрайхерра фон Сигга, чтобы завладеть этим поместьем. И вот поместье уничтожило его, затаив в себе незримую угрозу. Священника убила жадность. Глупость. Слепота. Священника, сама того не зная, убила Ли...
– Requiescat in Pace, – задумчиво произнёс опальный инквизитор, – если сумеешь, конечно.
Он нагнулся, чтобы опустить покойному веки, но опускать оказалось нечего. Джи прикрыл амиктом то, что когда-то было лицом Ульриха.
Ты не дал мне шанса отомстить за Хельтруду, за Идислинд, за Йерменварда фон Сигга. Вместо меня это сделала Ли, не ведая о том и не желая. Но, уверен, она бы не отказалась тебя прикончить и добровольно.