Свежий морозный воздух из приоткрытого окна холодил кожу в небрежно расстёгнутом воротнике рубашки. Джи подвинул ближе громоздкую эбонитовую пепельницу. Аккуратно обрезанный кончик сигары упал в чёрную чашу. Щелчок зажигалки – и по курительной поплыл густой, с едва уловимыми коричными нотками, аромат.
Где-то хлопнуло, по комнате прокатился сквозняк. Джи поёжился и, дотянувшись ногой, прикрыл дверь. Сквозь полупрозрачное стекло проплыла стремительная чёрная тень – кто-то подошёл к конторке. Послышались голоса.
Ещё одному не спится.
Аромат гаваны успокаивал. Горячий дым согревал внутри, наконец-то прогоняя омерзительную дрожь. Толстый столбик пепла не спешил падать – Джи лениво наблюдал, как от столбика отваливаются крохотные частички, кружась, подхватываются волной прохладного воздуха.
Голоса стали громче – портье снова с кем-то спорил на повышенных тонах. Из-под прикрытой двери тянуло морозом. Джи поморщился, пошевелив ногами в модных, но не слишком тёплых лакированных туфлях. Неужели швейцар не может закрыть входную дверь?
Резкий голос портье вдруг оборвался, его сменило приглушённое отрывистое бормотание, напоминающее команды, отдаваемые почему-то полушёпотом. Послышался треск, хруст и грохот чего-то упавшего. А затем – громкий отчаянный вскрик и глухой стук.
Недокуренная сигара упала на дно пепельницы, рассыпав снопик оранжевых искр.
Застывшая за конторкой тень обернулась на звук. Приземистый человечек, с ног до головы закутанный в чёрное, сжимал в одной руке оставленный мисс Раттбор свёрток, а в другой – миниатюрный карманный «бульдог». С инкрустированной рукоятки оружия сорвалась бурая капля. Позади незваного гостя щетинились белыми зубьями ящики взломанного бюро.
Вор вскинул револьвер – раздался звонкий щелчок, чёрный ствол с грохотом выплюнул пулю. Джи метнулся в сторону – позади с хрустом разлетелась осколками стеклянная дверь курительной. Сухим треском ответил проворачиваемый барабан револьвера. Джи не стал ждать, пока вор снова прицелится, и бросился за конторку, едва не налетев на бесчувственное тело портье. Туфли скользнули по натёртому паркету, но пальцы поймали пустоту – Джи ухватился за край полированной доски, взмахнул другой рукой, удерживая равновесие. В лицо пахнуло металлом, перед глазами замаячил воронёный ствол. Времени на размышления не оставалось. Джи ударил снизу по запястью руки, сжимавшей «бульдог». Вор зашипел, оружие с лязгом полетело на пол.
Удар в грудь отбросил Джи на развороченные ящики бюро – он едва успел подставить ладонь. Острые торчащие обломки захрустели, ломаясь. Оттолкнувшись от погибшего бюро, второй рукой Джи схватил незваного гостя за воротник.
Широко распахнутые, похожие на две перезрелые вишни, глаза глянули на Джи сквозь узкую щель в намотанном на лицо шарфе. В глазах плескалась странная смесь безумия и отчаяния, сменившаяся ужасом, когда вор перевёл взгляд на ладонь противника. Среди мелких острых щепок, вонзившихся в кожу, тускло блестел окрасившийся алым металл.
– Проклятье!
Джи выхватил у вора посылку мисс Раттбор. Хрупкая обёрточная бумага с треском порвалась, на пол, кружась, полетел разноцветный листок.
С неожиданной силой вор рванулся, оставив в пальцах клочок ткани, и бросился прочь, едва не врезавшись в приоткрытую створку входной двери.
Джи положил свёрток на конторку и поднял листок. Это оказалась рекламная афиша превосходного качества, отпечатанная в три цвета на плотной каландрированной бумаге. «Единственный в мире человек, возвращённый к жизни», кричали карминовые буквы, «спешите увидеть настоящее бессмертие!»
«Шоу мистера Перегрина», пояснял чуть более скромный шрифт ниже, «только три представления в Лондоне. Поддержите Возрождённого, укрепив свою веру в него».
Последняя строчка никак не вязалась с общим тоном афиши. Джи затолкал листок в карман жилета и наклонился к портье.
Тот был жив – видимо, вор просто оглушил его. Жив был и швейцар, обнаруженный на ступенях отеля. Джи втащил грузное тело швейцара внутрь и наконец-то закрыл дверь. Изо рта вырывались клубы пара. В выстуженном вестибюле под ногами звонко похрустывали осколки стекла.