— Ну зачем же так?! — воскликнул Василий Васильевич. — Я же в ваших интересах, в интересах больных…
Так, на полуслове, он вышел из палаты.
Случилось так, что в понедельник Виктор Петрович около часа проговорил с Верой Ивановной. Но говорили не о предстоящей операции, а совсем о другом.
У каждой кровати в отделении были наушники. Утром Виктор Петрович услышал странную передачу местного радио. В ней извещалось, что, согласно приказу, больным категорически запрещается курить. Родственникам также категорически запрещается передавать больным табачные изделия. Нарушившие приказ будут немедленно выписаны из больницы. Все это, дескать, делается в развитие приказа министра здравоохранения.
— Как это понимать? — спросил Виктор Петрович.
— Это еще не все, — горько усмехнулась Вера Ивановна. — В приказе говорится, что категорически запрещается курить и персоналу больницы. А те врачи, кто нарушит распоряжение, будут рассматриваться чуть ли не как аморальные люди…
— Бред какой-то! — произнес Виктор Петрович.
— К слову, приказ министра действительно есть, — объяснила Вера Ивановна. — Вполне разумный приказ. В нем говорится о необходимости усилить борьбу с курением, повысить разъяснительную работу среди больных, медперсонала и прочее. Все правильно! А вот наш Апенченко…
— А кто такой этот Апенченко? — поинтересовался Виктор Петрович.
— Наш новый главный врач. Весьма решительный молодой человек. Начал с того, что устроил проходную в больнице, поставил шлагбаум, повесил кирпич, учредил пропуска для персонала больницы. Потом уволил всех пенсионеров, включая опытнейших профессоров и прекрасных специалистов. Теперь вот курение! Что-то будет дальше?
— А сколько у вас больных в больнице? — спросил Виктор Петрович.
— Три тысячи.
— А персонала?
— Тоже три тысячи.
— Не много ли? — удивился Виктор Петрович.
— Нет, не много. В Японии, в Соединенных Штатах больше. А порядка все равно нет, — призналась Вера Ивановна. — Мы тратим на исследования больного двадцать — двадцать пять дней, когда можно четыре-пять.
— Вот бы чем заниматься вашему Апенченко, — думая о своем, сказал Виктор Петрович. И добавил — И как же вы теперь курите?
— В рукав, — улыбнулась Вера Ивановна.
Они поговорили еще о чем-то, и наконец Виктор Петрович решился спросить:
— А как вам Василий Васильевич?
— Что ж, по-моему, знающий врач. И руки у него хорошие. Сделал уже несколько операций. Чисто!
Виктор Петрович подошел к окну, облокотился на подоконник. Во дворе было много гуляющих в застиранных пижамах и халатах. Они сидели и ходили группками, обмениваясь больничными новостями.
Ласково и лениво ветер трепал листву кленов, лип и дубов. Ярко зеленели трава и кустарник. Цветников и клумб в больнице не было, но среди травы белели редкие ромашки и лютики. Воздух пах липой и свежей травой.
Вечером Виктору Петровичу не дали ужина. Анестезиолог Римма Федоровна принесла таблетку:
— Выпейте на ночь. Будете лучше спать.
Он действительно уснул быстро и ни разу не вскакивал ночью покурить, как было прежде, а утром, когда проснулся, у кровати его уже стояла каталка. Спросонья он не сразу понял, что к чему, механически перебрался на каталку, и его повезли в операционную. Около операционной стояла Маша. Она молча улыбнулась своей доброй улыбкой, чуть махнула рукой. В операционной уже были Западов, Вера Ивановна, Людмила Аркадьевна, Римма Федоровна — все в марлевых повязках и в перчатках.
Его переложили на стол под огромный серебристый колпак, Римма Федоровна сделала укол в руку.
И он стал куда-то проваливаться.
— Могу ли я начинать операцию? Спит больной? — спросил Сергей Тимофеевич.
— Спит.
Последовали команды операционной сестре:
— Скальпель!
— Микуличи!
— Ножницы!
— Бильроты!
— Тупфер!
И вдруг у Сергея Тимофеевича вырвалось:
— Боже мой! Смотрите!
Все со спины заглянули в разрезанную полость живота.
Раздались возгласы удивления.
Западов справился с волнением, продолжал:
— Тампон!
— Отсос!
— Метровые салфетки!
— Дренаж!
Но Виктор Петрович всего этого не слышал.
В ординаторской шел спор.
Вера Ивановна доказывала Василию Васильевичу:
— Поймите, нельзя делать первичный анастомоз. Я же вам рассказала. Восемнадцатилетний мальчик. Гангрена сигмы. Мы наложили анастомоз бок в бок, а швы поползли.
— Надо было лучше шить, — не соглашался Василий Васильевич.
— Не в этом дело, поверьте. Все равно пришлось идти на вторичную операцию, а потом три месяца выхаживали. Две операции — не шутка.
— Так вы считаете, что и на фоне активного кровотечения можно делать операцию? — спросил Василий Васильевич.
— А что? — воскликнула Людмила Аркадьевна. — Помнишь, Вера, больную с профузным желудочным кровотечением? Оперировали на фоне кровотечения. Обнаружили язву на дальней стенке желудка. Прободение в селезенку. Язва проела селезеночную артерию. Еще думали тогда, не рак ли. Наложили на ножку селезенки зажим, остановили кровотечение. Потом удалили селезенку и язву. Спасли. Иначе бы…
— Кровотечение кровотечению рознь, конечно. Не забыли голландца? — вспомнила Вера Ивановна и, уже обратившись к Василию Васильевичу, объяснила: — Попал к нам голландский пивовар с кровотечением. Кстати, друг их посла в Москве. Нам жена посла и привезла его. Огромный толстяк. Кровь хлещет, а как пробраться через толщу жира и мяса, неизвестно. А резать вроде надо. Мы его на рентген. Язва в луковице. Стали готовить к операции, а тут кровотечение вдруг прекратилось. Это мы уж потом сообразили. Наелся бария, он и прикрыл язву, вот кровотечение и остановилось. А жена посла не отходит. У нас, говорит, самолет есть, в Амстердам, а там американский хирург-профессор. Я рискнула. Забирайте, говорю, больного. Только С условием. Как долетит, вы мне сообщите. Вечером позвонила: долетел, благополучно прооперирован. Я, конечно, весь день сама не своя была. Но иногда приходится рисковать.
— Я бы его не отпустил, — сказал Василий Васильевич. — И вообще…
— Ну ладно, — перебила Вера Ивановна. — Вернемся к своим баранам. Что будем делать, Василий Васильевич? Вы настаиваете на гастроскопии?
— Настаиваю!
— А выдержит ли больной?
— Не знаю, но…
— У него же дикие боли, — напомнила Вера Ивановна. — Так как?
— Я бы оперировала немедленно, — сказала Людмила Аркадьевна.
— И я, — согласилась Римма Федоровна. — Нельзя тянуть. Больной может ночь не выдержать.
— Смотрите, — махнул рукой Василий Васильевич. — я…
Случай действительно был тяжелый.
Больного привезли вчера. Молодой. Были в лесу. Собирали грибы, жарили, ели. Начались адовы боли в животе. Рентген показал странное образование в нижней половине легких. При чем тут легкое? И рвоты у больного нет. Значит, не отравление. Вместо легкого спунктировали желудок.
— Готовьте к операции, — Вера Ивановна встала. — И немедленно. Я сама прооперирую.
Василий Васильевич пожал плечами:
— Я предупредил…
Через полчаса больной был на операционном столе. Наркоз.
— Скальпель!
Вскрыв полость живота, Вера Ивановна не поверила глазам своим. Желудок влез не только в плевральную полость, а прямо в плевру. Там была какая-то дырка. Ранение.
Вера Ивановна вытащила желудок, поставила на место.
Нашла дырку, зашила диафрагму.
— Дренаж!
Когда дренаж был наложен, пошли грибы, куски пищи.