Кэрри вытаращила на него глаза. И здорово же затуманился ее разум, если она не сознавала, что Уилл ее обнимает. Она даже вообразить не могла, что когда-нибудь окажется в подобном положении с Уиллом. Лишнее доказательство, что все в ее жизни встало с ног на голову. Собственно, ничего особенного не произошло — они просто спали в одной постели. Но за одну ночь он что-то расшевелил в ней, и она охотно пошла ему навстречу.
Это Роберт должен бы обнимать ее. В первое утро медового месяца на курорте Хилтон-Хед-Айленд она проснулась бы рядом с молодым мужем, в предвкушении дня, который они вместе проведут на пляже; потом долгие прогулки при луне, теннис, гольф — в общем, все удовольствия, которым предаются молодожены в свободное от любовных наслаждений время. А вместо этого она лежит в постели с Уиллом Кэлхауном... И вдобавок, к величайшему ее смущению, это кажется ей вполне естественным — ненормально естественным. Сбитая с толку, расстроенная, она исполнилась намерения встать, уйти... но лишь осторожно приподняла голову и стала изучать его лицо.
Уилл крепко спал, дышал глубоко и ровно. В утреннем свете она видела его длинные, густые ресницы, будто лежащие на верхних скулах, потемневший подбородок щетинился ранней бородой. Беспокойная ночь и недостаток сна углубили морщины усталости, пересекавшие лицо. Рука сама тянулась разгладить эти морщины, хоть чем-то облегчить его бремя... Но она не посмела его коснуться Уилла. Зато его рука, Кэрри это прекрасно сознавала, весьма по-собственнически лежит на ее талии. Уступи она своему стремлению, сделай жест расположения и заботы — это каким-то образом сблизит их, соединит. И она неизбежно окажется запертой в кругу собственного желания. Нет, к этому она не готова.
Неужели ночью она прижималась к нему, воображая или, того хуже, притворяясь, будто принимает его за Роберта? Кэрри поспешно прогнала эту мысль, даже раньше, чем она сложилась. Нет, никоим образом она бы не спутала этих двух мужчин. Ей все еще кажется, что она любит Роберта, несмотря на то, что он так жестоко и трусливо ее отверг. Уилла она не любит, хотя и находит привлекательным, сексуальным, полным жизни. Но это еще не означает, что мысленно она ставит его на место Роберта. В конце концов, она всегда признавала за Уиллом его достоинства, но никогда прежде не позволяла себе клюнуть на эту приманку.
Кэрри высвободилась из-под его руки и выбралась из постели. На цыпочках подошла к кроваткам: близнецы мирно спят, личики ангельски беззаботны... Ласковая улыбка заиграла на губах у Кэрри. Дети такие красивые, какова же была их мать? Как она выглядела? Темные волосики и темные глазки, наверное, от нее. В семье Кэлхаун они будут выделяться — полный контраст со всеми другими детьми, те блондины. А у Брайана волосы как хлопок — почти платиновые.
Джейкоб и Ариана в своем роде безукоризненно хороши. Удивительно, что она думает об этих детишках как-то... по-собственнически, будто они ей принадлежат. Окруженные заботой Уилла, они вырастут здоровыми и сильными; непременно станут такими людьми, какими их покойная мать могла бы гордиться. Вот только сейчас научились бы спать всю ночь — это очень помогло бы отцу сберечь энергию, чтобы их вырастить. Но, увы — они заставляют взрослых вставать несколько раз за ночь. А теперь им пора просыпаться — младенцы не могут долго спать. Еще несколько недель пройдет, прежде чем они установят для себя нечто вроде нормального расписания.
В своей спальне Кэрри обнаружила, что щенок исчез. Остается одна надежда — что он нашел дорогу во внутренний двор и не оставил в доме маленьких неприятных сюрпризов. Она надела слаксы цвета сливочного масла и футболку из купленных Уиллом вещей и пошла вниз — через холл на кухню, на манящий запах кофе. Налила из кофейника чашку только что сваренного кофе, сделала глоток, пошла к холодильнику за молоком, щедро добавила, еще отпила и улыбнулась: Эдит определенно умеет так варить кофе, чтобы угодить Уиллу. Стоя у окна, выходившего во двор, и потягивая кофе, Кэрри наблюдала за щенком: носится вокруг, обнюхивая новое место, — хорошенький маленький зверек. Но зачем Уиллу понадобилось при двоих новорожденных взять в дом еще и щенка? Эдит называет дом Уилла «домом сюрпризов» — удачное определение. Быть может, сегодня ей удастся найти причины всех сюрпризов. И захватив с собой кофе, она направилась в прачечную: домоправительница складывала в стопку крохотные ночные рубашонки и ползунки.
— А-а, измученная ходьбой встала. Доброе утро! — Эдит улыбнулась, окинув заспанное лицо Кэрри беглым критическим взглядом.
— Я так плохо выгляжу, Эдит? — улыбнулась Кэрри.
— Нет, вполне прилично, если учесть, что вас, наверно, мобилизовали для укачивания малышей, и вы спали не больше двух-трех часов.
— У меня хватило глупости добровольно взяться за эту работу.
— Ну-ну, все получилось не так уж плохо. — За спиной у нее появился Уилл. — Они и, правда, спали ночью спокойно.
Кэрри оглянулась и отметила, что он принял душ, побрился, надел свежую рубашку и потертые, но чистые джинсы. И вдруг перед глазами у нее вспыхнуло недавнее: он спокойно спит, расслаблен, густые, длинные ресницы не дрогнут, на щеках пробивается щетина... Какой-то нежный, медленный перезвон начался в груди от этого воспоминания. Нахмурившись, она отвела взгляд: не слишком ли быстро проглотила она горячий кофе?
— А я-то надеялась, ты подольше поспишь, — приветствовала она его.
— Да я и собирался. — Серые глаза исподволь наблюдали за ней. — В галерею сегодня мне нужно позже. Но нам надо поговорить.
Кэрри кивнула — наверно, теперь он ответит на ее вопросы. А еще лучше, если расскажет о работе в своих галереях, которую ей обещал. Самое полезное — заняться планами на будущее и не думать о вчерашнем фиаско.
— Да, конечно. Но мне бы лучше сначала пойти посмотреть на малышей, — может, им что-нибудь нужно.
— Я иду к ним, не беспокойтесь. — Эдит держала в руках свежевыстиранные детские вещи. — Мне все равно надо уложить белье. Вы спокойно позавтракайте, а я посмотрю за ними. — На пороге она на секунду остановилась. — Да, кстати, дважды звонила Джинни Кэлхаун, но просила вас не будить. Родственница?
— Моя сестра и невестка Уилла. — Кэрри улыбнулась, представив, сколько вопросов заготовила для нее сестра.
— Ах, так, она сказала, что позвонит попозже.
— Не сомневаюсь, что через секунду, — проворчал Уилл и жестом предложил Кэрри: «Давай выйдем отсюда». — Пойдем завтракать, и я расскажу все, что тебе надо знать, прежде чем звонить Джинни. А она как раз распространит новости, и к концу недели вся семья сюда нагрянет, — закончил он на долгой, страдающей ноте.
Они вернулись в кухню, и, пока он доставал коробки с хлопьями и молоком, Кэрри приготовила тосты. Они ели за столом в залитой солнцем нише окна. Уилл справился первым, налил себе еще чашку кофе и без предисловий перешел к рассказу:
— Джейкоб и Ариана — мои законные дети, но не биологические.
Кэрри отложила треугольный тост, который намазывала клубничным джемом, — он ее больше не занимал.
— Продолжай, — попросила она.
— Их мать, моя жена... — он запнулся на этом слове, словно ему казалось странным произносить его, — Лени Грей, была художницей. Ее работы я представлял в своей галерее. Двадцати лет от роду, блестящая творческая натура. Она рисовала маслом замысловатые полотна — в темных, насыщенных тонах, передавая образы своего измученного воображения. Но вдохновение приходило к ней не всегда, и доход — тоже.
— Она была... несчастна? — вырвалось у Кэрри, и она тут же виновато умолкла и посмотрела на Уилла: Господи Боже мой, ей не следовало задавать такого рода вопросы о его жене.
Но Уилл, кажется, не обиделся, только подумал несколько секунд и слегка нахмурился.
— Несчастна и очень больна. У нее был диабет, и она совершенно не заботилась о себе. Не раз попадала в больницу из-за того, что не следила за уровнем сахара в крови. А когда забеременела, не пошла к врачу из страха, что он порекомендует ей сделать аборт в связи с диабетом. Она была совсем неопытна и впала в панику. К врачу явилась уже на седьмом месяце.