Южанка как раз отпила вина из чарки и вытерла рукавом и без того яркие пухлые губки.
Хороша, куколка. Брови ровные, ресницы длинные и темные волосы гуще песцового меха. Глаза необычные — карие с желтизной. Не худышка, но и не пышечка. Всего в меру. Грудь упругая, высокая, даже под блузкой видать. Крепкая, ладная. Такую можно без опаски отлюбить на всю катушку. И даже на пару с братом. Выдержит. И куда только Ингвар смотрел, что проглядел такую красотку?
— Братец, не смущай гостью. — Олаф решил сыграть в хорошего парня. Что ж, значит, Холег будет плохим. Не впервой. — А то, может, они там и слов таких не знают. Этикет, наука. И девки холоднее снега. Что трахнул, что на леднике переночевал.
— Все она знает, — Холег перевязал в пучок патлы и подмигнул Томасине, которая как раз думала, будет ли правильным дать северянину пощечину. — А если нет — выучит, когда тебе член ротиком полировать будет. Или попкой.
Томасина прекрасно понимала, что ее подзуживают, но против воли повелась.
— Иди в пекло! То, что меня занесло сюда…
Северяне заржали, словно кони. Холег махнул рукой, показывая, что шутит. Отхлебнул, закашлялся и посмотрел с весельем.
— Куда и к кому занесло — чепуха, детка. Важно, что тебе очень нужен дракон, — сказал Олаф, дав знак брату замолкнуть. — Не шипи на Холега. Считай, что он тебя похвалил. Ты — медовая южная детка. Для нас. Прими как есть. Ты строишь планы, как будешь седлать черного скального, а мы — как спустим с тебя штанишки. Все по справедливости. Готова говорить клятву камню?
— Вы первые, — недоверчиво буркнула Томасина.
Уж очень хотелось вбить хамство Медведей им обратно в глотки, но, походу, в этих пастях клыки были покрупнее, чем у нее.
Холег кольнул ладонь коротким ножом, которым обычно снимают шкуру с добычи. Подержал над светлым камнем, по краю которого шла рунная резьба, дожидаясь, пока упадет алая капля.
Перекинул нож брату, который легко поймал его за лезвие в воздухе. Как с полки взял.
— Если я проиграю, клянусь рассказать все, что знаю о поимке драконов. Без утайки, — сказал Холег, глянул на Томасину и улыбнулся криво. — Если же я выиграю…
Глава 5. Знала б прикуп...
На первый взгляд карточный ройз был игрой простой. Шесть карт. Заменить можно две или не менять вовсе. Замены уходят со стола до конца лота. Три замены, и можно открываться. Это круг. Три круга — лот.
Из карт нужно составить комбинацию. Самая сильная — “гора”. Шесть карт, все одной масти и по порядку. Самая слабая — “путник”, две парные карты разных мастей.
Ничего сложного. Но и простого тоже ничего. Тонкая игра на грани везения, блефа и подсчетов. Какая карта придет, какая выпадет сопернику, стоит ли менять или лучше оставить?
Первый круг — проверка. Проба сил. И своих, и чужих.
Наверняка Медведи играют редко и точно не в ройз. На посту, в сторожке на отшибе, режутся в короткие и тупые игры, или вообще кидают кости. Но на кону не пара золотых или кукареканье в кабинете ректора, а ее собственное тело, поэтому Томасина решила не спешить. Осторожнее надо.
Олаф еще сдавал карты, а в голову уже полезло всякое. Непрошенное. Например, как выглядит северянин за мгновение до того, как его выгнет от наслаждения? Как катится по виску крупная капля пота, высыхая по мере продвижения по горячей коже. как сильно его руки могут сжать упругую грудь, а потом…
Она глянула на Олафа украдкой и зацепилась взглядом за руку — широкая ладонь, длинные пальцы со сбитыми костяшками и мозолями от меча и поводьев. Почему-то сразу представилось, как эта рука сжимает плечо — нежное и округлое, принуждая к повиновению. Томасина с усилием отвела взгляд. Вот уж о чем надо думать в последнюю очередь. Иначе прижимать эта рука будет ее саму. За шею. К шкурам. От этой мысли низ живота снова точно огнем опалило.
Проклятое вино, все-таки она слишком много выпила. Бродящее в крови легкое возбуждение отвлекало, не давало нормально думать. Скинуть две карты или одну? Две слишком рискованно, но тогда есть шанс собрать “коня”.
Олаф сменил карты, приподнял бровь и выжидательно уставился на Томасину. Огонь в камине почти угас, и по голым плечам и груди северянина мягко скользили багровые отсветы, от чего тот стал похож на статую из красного гранита — грубую, но очень живую.
Томасина снова посмотрела на карты и скинула одну, заменила и с трудом удержала гримасу разочарования. Надо было менять две.