Началась охота за Серебряковым. Задетый за живое: «Ах, так!» Владик не берегся и лез в самую свалку. Как он там уцелел, разбрасывая всю защиту искусными и хитроумными финтами — не объяснить! Парень был богом создан для футбола.
Все же был предел и силам нападающих.
Выпрыгнув на передачу, Скачков опередил Фохта, оставил его за спиной и отбил мяч, но, приземляясь, громко вскрикнул и свалился на спину. Это Фохт, опускаясь после запоздавшего прыжка, всей тяжестью ступил своему сторожу на ногу, — Скачкову показалось даже, что под шипами Фохта что-то хрустнуло.
«Кость!» — сразу же мелькнуло в голове Скачкова, Если кость, он больше не игрок, не боец — команда останется доигрывать в меньшинстве.
Боль под коленом заставила его перекатываться по траве, обеими руками он держал ногу на весу.
Подбежал Семен Батищев и свирепо махнул на извинявшегося Фохта: иди, слушай, катись! Фохт потрусил на поле, там к нему пристроился Ригель, они о чем-то заговорили… Черт его знает, намеренно он наступил, не намеренно?
Судья показывал, чтобы подбитого футболиста вынесли, не задерживали игры.
Семен опустился на колени, подставил под покалеченную ногу обе ладони.
— Что, Геш? Заломал?
Этого Скачков еще не знал. Загибая голову, он заглядывал под колено. На месте раны гетра тяжелела, пропитывалась кровью. Но боль была поверхностная, это утешало. Сейчас укольчик, заморозить и можно доиграть. Одно досадно — он, дьявол, наступил как раз на ногу, которую Скачков хранил, оберегал… Будто нарочно!
Отстранив всех, кто сбежался, Матвей Матвеич поднял его на руки, вынес с поля и стал рыться в чемоданчике.
— Не трухай, Геш, кость цела. Мышцу разорвал.
Приподнявшись на локтях, Скачков оборотил лицо на поле: игра опять пошла, в защиту оттянулся Владик, стал как привязанный ходить за Фохтом, украдкой от судьи грязнил: ударит по ноге, подставит пятку, — мстил за Скачкова. «С ума сошел! Схлопочет штраф».
— Матвей Матвеич, затяни потуже. К заморозь. Да поскорей! Ты смотри, что он вытворяет!
Посапывая, массажист колдовал над раной и на поле не глядел.
— Сиди, Геш, отыгрался.
— Да ты что… ты думаешь, что говоришь? — крикнул Скачков.
Матвей Матвеич небрежно ткнул его в плечо, заставил снова опрокинуться.
— Лежи, я сказал? Без ноги хочешь остаться?
Присел Иван Степанович, быстро, цепко пробежался пальцами по ноге, вытер испачканную кровью руку.
— Черт ее знает, Геш. Рискуешь.
— Все равно, — потребовал Скачков. — Не заморозите, я выйду так. Выйду! — снова крикнул он. — Вы же знаете, что выйду! На костях доиграю!
Уступая, Иван Степанович поднялся и молча кивнул массажисту: давай, делать нечего.
— Ну, слушай! — сердился тот и, грубо схватив за ногу, перевернул Скачкова на живот. — Потом, смотри, не кайся. Поздно будет!
— Давай, давай! Ты свое дело знай, — приговаривал Скачков.
Упираясь руками, он изгибался и пытался заглянуть себе за спину. Чтобы он не дергался, Матвей Матвеич сгреб его за волосы и ткнул лицом в траву.
— Лежи!
Скоро боль в ноге пошла на убыль, но под коленкой обозначился бесчувственный комок, он был как груз и в общем-то стеснял, мешал. Однако играть было можно. Матвей Матвеич помог ему натянуть влажную от крови гетру, завязал.
— Ну? Держит?
Нога держала, и хорошо держала.
— Доиграю. Осталось мало.
Он отыскал игрока с цифрой «13» на футболке. Ему хотелось встретиться с ним еще раз — лицом к лицу, глаза в глаза. Оба они жили в мире спорта, и законы спорта не позволяли складывать оружие до самого финального свистка. Спортсмен всегда сражается не из одного упрямства, а во имя чего-то более высшего в себе. «Фохт хочет выиграть, не хочет проиграть. Но не хочу проигрывать и я. Если только он травмировал меня сознательно — значит, он преступил законы спорта, проиграл и признал свое поражение…»
Пробуя распрыгаться, Скачков пританцовывал на кромке поля и поднимал руку, привлекая внимание судьи. Павел Нестеров, давая ему возможность вступить в игру, запустил мяч в аут.