— Геш, — позвал Маркин и подтянул перчатки, — постучи-ка низом. Что-то как ни сунусь — мимо.
Скачков погнал мяч на одиннадцатиметровую отметку.
— Жирок завязал, Леха. Ложишься мягко.
— Маленько есть, — согласился Маркин и похлопал себя по животу. — Теща вчера пельмени затеяла. Наелся, аж моргать больно.
Семья Алексея Маркина вызывала всеобщую зависть ребят. Футбол там был предметом домашнего поклонения; у тестя и тещи из года в год постоянные абонементы на стадион. Когда команда возвращалась из поездок, в аэропорту Маркина встречал весь семейный дружный клан. Иногда Алексею выпадало играть за дубль, тогда после матча, не появляясь дома, он снова уезжал на базу. В таких случаях шофер Николай Иванович специально давал небольшой крюк, чтобы проехать мимо маркинского дома. «Леха, стоят», — окликал кто-нибудь вратаря. В окне или на балконе четвертого этажа дежурили все пятеро. Завидев большой красный автобус, тесть и теща поднимали детишек, жена махала рукой. Свет в автобусе бывал потушен, и Скачков сомневался, чтобы сверху, с четвертого этажа, можно было разглядеть лицо прильнувшего к стеклу Маркина, но встречи повторялись с неизменным постоянством и всякий раз, проезжая мимо, Николай Иванович нарушал запрет регулировщиков и давал громкий приветственный гудок.
Посылая низом короткие несильные мячи, Скачков пережидал, покуда Маркин поднимется на ноги, и едва удерживался, чтобы не спросить, добрались ли до него позавчера вечером подвыпившие Комов с Суховым, а если добрались, то… «Да нет, там им дадут от ворот поворот!» Все домашние Алексея, насколько знал Скачков, никаких интриг в спорте не одобряли. В прошлом году они первыми откликнулись на статью Брагина в газете, а осенью, узнав об отчислении Скачкова, написали даже в обком.
Частое, заливистое тявканье Тузика заставило Скачкова оглянуться. Он увидел: Матвей Матвеич стоял на краю поля во весь рост и подзывал его рукой. Скачков в последний раз подправил мяч под ногу и ударил в верхний угол. Маркин с полным вздохом проводил мяч взглядом и, утомленно стаскивая перчатки, пошел из ворот.
Принудиловка сегодня, а не тренировка!
— Зайди к Степанычу, — передал Скачкову массажист.
Тузик, скаля зубы, вилял хвостом и ждал сигнала, чтобы бежать следом.
— Не до тебя сегодня, — отмахнулся от него Скачков.
Цокая шипами, он прошел по коридору и постучал в последнюю дверь. Иван Степанович лежал, укрывшись одеялом, — в очках, с тетрадкой в руках. Он взглянул поверх очков на вошедшего и молча показал сесть у себя в ногах.
В угловой просторной комнате с двумя распахнутыми настежь окнами было еще свежо, как утром. С тренировочного поля доносился голос Арефьича:
— Не так, не так! Зачем ты принял мяч внутренней стороной? Сам себя ограбил. Обработал бы внешней и сразу бы ушел: полтора метра форы. А так, пока разворачивал ногу, все потерял… Давай повторим!
— Ну… как тренировка? — спросил Иван Степанович.
— Плохо, по-моему, — сказал Скачков. Раздетый, в одних трусах и бутсах, он чувствовал себя неловко.
— Угу… А Соломин как? Видел его?
— Жидковат малость. Но через год, через два потянет.
— Через год! — хмыкнул Иван Степанович и постучал карандашом по зубам. — Легко сказать — через год!
По углам его рта легли две отвесные складки.
— А… Комов? — решился спросить Скачков, поглядывая исподлобья. Он хотел ясности: неужели тренер сказал, как отрубил?
Иван Степанович засопел и содрал с лица очки. Под одеялом задрыгала коленка: плохо дело!
— Нету Комова, нету! Понял? И забудь о нем!
Потом, покусывая дужку очков, признался:
— Если бы можно, я сейчас и от Сухова освободился бы. Иди он, гуляй как хочет! Да, жидковат, — правильно ты сказал, — жидковат у нас пока что дубль.
«Но ведь Вена… — думал тем временем Скачков. — Уж ради Вены можно бы… В прошлом году не добились преимущества даже дома, на своем поле, а в гостях играть куда труднее».
— Как ты считаешь, — неожиданно спросил Иван Степанович, — может еще Сухов быть полезным команде? Только — честно.
Скачков смешался и опустил глаза.
— Думаю… что да, — наконец выдавил он, усиленно кивая головой. — Да, определенно может.
Где-то краем сознания промелькнуло, что так вот, в нескольких словах, может решиться судьба игрока. Один спросил, другой ответил, даже не ответил, а просто пожал плечами: дескать, как вам сказать… (В прошлом году, возможно, вот так же решилась и его собственная участь).