Свет вспыхнул неожиданно, Скачков зажмурился, прикрыл глаза рукой, потом улыбнулся. Вместе с Клавдией, держась за руки, они поднялись на ноги.
— Геш, в эту сторону, — поправила она, увлекая его за собой.
Зал шевелился, двигался, устремляясь к выходу двумя плотными потоками.
В фойе, не слишком просторном, но прохладном, с ветерком из распахнутых окон, никто уже не торопился, не толкался. Поэт, писавший о Земле, как о космической побрякушке с костями, держал перед собою пальцы щепотью и доказывал сбившейся вокруг него компании:
— Проблемы пола! Фрейд… Подкорка, подкорка диктует, старик. Это гениально! Надо бы выпить. — Скачков увидел Владика Серебрякова с рослой белокурой девушкой и обрадовался ему, как родному.
— Ты как — отпросился? — кинулся к нему Владик. — А я удрал. Попадет, наверное. Ну да как-нибудь…
«Вот оно! — подумалось Скачкову. — Комов с Суховым уже приучили команду к мелким нарушениям режима. Даже дисциплинированный Владик спокойно удирает с базы и не видит в этом большого греха!»
Кто-то взял Скачкова за руку, он обернулся и узнал Брагина.
— Понравилось? — спросил тихонько журналист.
— Да так… — Скачков неопределенно покрутил пятерней.
Незаметно для окружающих Брагин сильно сжал ему локоть.
— Я в такие минуты вспоминаю нашу «Балладу о солдате». Вот уж, действительно… Ну, вы домой?
— Нет, нет! — вмешалась Валерия и взяла Скачкова за руку, словно боясь, что его уведут. — У нас мероприятие. Клавдия, держи его.
Звонарев носился по фойе, организуя своих.
— Владик, Геш, ни с места! — крикнул он издали. — Девы, на вашу ответственность.
— Едем, Геш, съездим, — уговаривал Серебряков. — Часик посидим, а потом в такси и — к отбою. Идет?
Мимо них, заставив всех посторониться, вытекла из зала и потянулась через фойе пестрая многочисленная группа. В середине Скачков узнал того, с животом, собирающегося снимать фильм о футболе без актеров. Над медленно шествующей группой порхали обрывки фраз, — ядовитых, веских, многозначительных, — всяких.
Непостижимо быстро, на нескольких машинах, вся компания оказалась в гостях у ассистента в заношенных джинсах. Пощипывая бородку, хозяин квартиры похвалился новенькими рыжими лаптями, висевшими на стене, как украшение.
— Настоящие, лыковые. — Он приподнял темные очки и, удовлетворенно щурясь, дал в лапти крепкого щелчка. — Стоимость фантастическая. Зато — модерн!
В узеньком простенке висел лист картона, замазанный серой краской. Наискосок по серому фону тянулась красная линия, размываясь у самого края. «Безнадежность», — издали прочел Скачков.
— Гениально, не правда ли? — услышал он близко от себя голос Алисы и удивился: только что на этом самом месте рядом с ним стояла Клавдия. Когда она успела исчезнуть?
Сняв с языка крупинку табака, Алиса горящей сигаретой показала на незаконченное движение красной линии.
— Как передается настроение — верно? Но идемте в ту комнату, все толковое у него там.
Другая комната оказалась совершенно пустой, у стены, стояла широкая, покрытая пестрым пледом оттоманка, над ней, на голой стене, картина без рамки. Алиса опустилась на оттоманку и мужским движением закинула ногу на ногу.
— Ну… как вам? — спросила она, выдувая дым и указывая сигаретой на картину.
Скачков склонил голову сначала к одному плечу, затем к другому. Опять серый фон и на нем простой кладбищенский крест. Ни черта не понять.
— А вы отойдите… отойдите на два шага, — подсказывала Алиса и щурилась, закидывала голову, тоже разглядывая Скачкова, как некое произведение.
С расстояния, действительно, крест на картине исчез, а вместо него проступило изображение женского живота.
— Ну? Правда, гениально?
— Ловко, черт! — Скачков скоблил затылок.
— Садитесь, — Алиса хлопнула по оттоманке рядом с собой. — Я давно наблюдаю за вами. У вас фотогеничное лицо. Вы не хотели бы сделать карьеру в кино? Футбол, как я слышала, для вас скоро кончится.
— В кино сейчас, — Скачков усмехнулся, — нужны фотогеничные ноги. Одни ноги снимают.
— А! Вы уже знаете? Кстати, режиссер вами очень интересуется.
Через папироску Алиса бойко, с каким-то пониманием наблюдала за смущением Скачкова.
Разглядывая носки штиблет, Скачков сказал:
— Сначала ему мешают актеры, потом может мяч помешать. Ведь вся заваруха на поле из-за мяча. Двадцать два мужика и всего один мячик.