— какой позор, какое унижение, как стыдно, боже, как стыдно…
Шептала девушка осидая на холодный дубовый паркет.
— что?
Он опустился рядом и гаркнул обдав лицо Мани горячим дыханием: — что???
Она вся съежилась и закрыла лицо руками.
— ты издеваешься, да? Специально меня мучаешь! Всю душу вытрепала. — в каждом слове была боль, мука и безграничное страдание. — я весь мир к твоим ногам положить готов… Да я, я ради тебя… Аррр!
Игорь вскочил на ноги, подбежал к высокому окну, с силой дёрнул створку и лихо вскочил на подоконник. Тёмная высокая фигура в чёрном зависла высунувшись наружу. Он держался за раму сведя лопатки и жадно глотал прохладный воздух августовского вечера.
Маруся смотрела глазами полными ужаса и слез, но не произнесла ни звука.
Немая сцена длилась долго. Пока Касинский устало не опустился, усевшись на широкий подоконник.
Девушка хотела уйти. Но все ни как не могла успокоится.
— Маш, не рви мне душу. Хочешь сожгу все их к чёртовой матери, прямо сейчас. Хочешь?
— зачем ты это нарисовал? Это же не я…
Вопрос повис в воздухе.
— не понял… — протянул Игорь спуская длинные ноги на пол.
— это так унизительно… — она заплакала с новой силой.
— Маш, я может дебил, но ни как не пойму, объясни идиоту, будь добра.
Он сел рядом и взял её трясущиеся пальцы в свои руки.
— я… Я… Гоооолаяааа… — рыдала в голос его прекрасная муза.
— да, и че? — непонимающе округлил глаза автор провакационного портрета.
— но мы же… Ты же… Это не яааа…
Продолжала выть девушка вновь закрывая лицо ладошками, — а они все думают… Что мы… Ты… Аааа
— ну, ну, тише, — Игорь осторожно придвинулся и обнял её, — давай так, я уберу её из зала. Сейчас же.
Она кивала и била его кулаками в грудь. Не сильно, но ощутимо.
— Серёжа? Уберите "мечту"!
— сейчас? — уточнил голос распорядителя.
— немедленно! — рявкнул Касинский и отбросил телефон, — ну все, всё. Ее больше ни кто не увидит.
Он вытирал её слезы и аккуратно поправлял растрепанные локоны.
— вот скажи мне, почему каждая наша встреча превращается в драматическое представление? Представляешь, что там обсуждают?
— неееет. — с новой силой заревела Маруся бросившись в его объятия.
Она плакала на его груди.
И этот момент почему-то казался Игорю совершенно волшебным. Пальцы медленно скользили по голой спине повторяя линии тонких шнурочков-завязок.
Время тянулось бесконечно долго.
Наконец плечи её перестали подрагивать и девушка затихла.
— нам придётся вернуться, — заметил мужчина поднимяя её лицо за подборок.
Припухшие глаза, красный носик и подрагивающие губы предстали его взору. Соблазн был столь велик, что обхватив ладонями заплаканое личико жених начал осыпать его поцелуями совершенно забыв собственное намерение идти в зал.
Маша замерла, отрывисто дышала и хлопала ресницами.
— нет, пожалуйста… — слова утонули в поцелуях.
— ты восхитительная, — шептал Касинский теряя самообладание, — волшебная, сладкая, нежная, — он уже страстно покусывал стройную шейку, — я схожу с ума, Машенька, богиня, чародейка, — пальцы судорожно ловили тонкие лямочки стягивая их с плеч и покрывая тёмную кожу все новыми и новыми поцелуями.
— зачем ты нарисовал её?
Задумчивый взгляд васильковых омутов испытующе проникал прямо в душу.
— хотел чтобы ты была моей.
— тогда зачем показал всем?
Он застыл.
Картина так нравилась автору, что собирая работы для выставки, он ни задумывался ни секунды. Это его лучшее творение. Результат сотни часов, бессонных ночей, крик души.
Это его мечта. Его фантазия. Его Машенька.
— не знаю…
И вновь она увидела перед собой растеряного мальчишку, одинокого и мечтающего о признании, любви, счастье.
— ты её продашь? — Повторила утренний вопрос
— нет. Хочешь я её сожгу, разорву, уничтожу? Хочешь?
— вообще-то хочу. Хочу чтобы её никогда не было, чтобы никто никогда её не видел. Но ты этого отменить уже не сможешь. Там две сотни людей, которые пялились на… Ее грудь…
И они все думают, то это я, что я такая… Такая… Пошлая.
Машу прорвало, она зло щурилась и выплевывала слова как будто они были горькими.
— милая, — Касинский вновь стал собой, его тон был спокойным и нравооучительным. Это ужасно раздражало, даже бесило. — это всего лишь картина. Фантазия автора. Ничего общего с реальностью. — он скользнул по ней взглядом, остановился на груди и облизнув губы коснулся пальцами соска, очертания которого поступали сквозь тонкий розовый шёлк.
Маруся вздрогнула и закрыла грудь руками.
— но все эти люди…
— да наплевать на них всех! — завёлся мужчина, — это не порно, не фотки обнаженки, это Венера, Аврора, Ева, Психея, Омфала, Даная… Ты вообще была в Третьяковке? Лувре? Эрмитаже?
— была в эрмитаже, — смущённо ответила девушка опуская глаза.
— художники во все века рисовали обнажённых девушек. Твоё тело совершенно. Женское тело — чудо дарованное природой. Оно восхитительно, оно способно дарить жизнь, дарить счастье, экстаз, оргазм.
Чем сильнее распалялся художник, тем краснее становились Машины щеки.
— перестань. — тихо взмолилась она не зная куда деться из под его горящего взгляда.
— нет! И я буду рисовать тебя снова и снова. И целовать тебя, и трогать, и гладить, и ласкать, и обладать… — Теперь он уже сам ощущал, что его несёт.
Отдышавшись и немного успокоив возбужденную фантазию, мужчина продолжил уже тише:
— ни кто не посмеет тебя обидеть! Я буду рядом.
Не смотря на все его фокусы, ложь и манипуляции, этим словам хотелось верить. И Маруся поверила. Опять.
Вечер и правда прошёл не плохо. Только девушка все время провела прячась за плечо своего спутника и почти не говорила.
Маша кивала, смущённо улыбалась, а сама все крепче прижималась к руке Касинского.
Смотреть в глаза его дедушке, как и остальным собеседникам было неловко. Она повторяла про себя как мантру: "я Венера, я Аврора, я Даная, я Венера, я…"
— можно я уеду? Уже поздно… — осторожно поинтересовалась, когда часы пробили полночь.
— ещё немного, потерпи жемчужинка, — он в стотысячный раз поцеловал синяк оставленный его польцами на её плече.
— почему жемчужинка? — удивилась новому прозвищу красавица.
— погугли. Картина Поля Бодри "жемчужина и море".
Машу восхищали его образованость, красноречие и эрудиция.
Вопреки собственным ожиданиям, она совсем не думала о Володе.
Напротив, ей казалось, что роман с ним ей просто приснился.
— Павел Петрович? Добрый вечер. Простите великодушно, я привезу Машеньку чуть позже, если вы не против.
— Игорь, я бы хотел услышать это он неё.
Доктор был, как всегда учтив, но неприязнь все же чувствовалась.
Касинский передал трубку Маше.
— пап, не беспокойся, он не держит меня в заложниках, — весело отозвалась дочь и тут же добавила, — у Игоря потрясающая галерея, это настоящая старинная усадьба Трубецких, представляешь?
— не очень, — сухо, но спокойно ответил врач. — я останусь в "стрелках" и жду тебя тут, завтра к обеду.
— хорошо, спокойной ночи, целую.
— спокойной, детка.
Настроение девушки улучшалось пропорционально уменьшению количества гостей.
Когда Игорь отвлёкся общаясь с зарубежными художниками, Маруся улизнула и отправилась в другое крыло внушительного дома.
Тут ещё не был закончен ремонт, а некоторые комнаты и вовсе стояли пустыми и нетронутыми. В советские времена в здании усадьбы была библиотека. В больших комнатах первого этажа по прежнему сохранились стилажи, полки и даже каталоги.
Но Стрелкову интересовали вовсе не они.
Лепнина, выцветшая роспись, бортики, колонны, люстры — вот что хотелось рассматривать.