Ужин был, как всегда, насыщенным и вкусным, и я наслаждалась каждым кусочком, который оказывался у меня во рту.
– Марша, – обратился ко мне отец. – Слышал от Даниэля, твои навыки по фехтованию значительно улучшились. Боюсь… скоро мне придется уступить место лучшего воина тебе, – попытался похвалить меня отец, впрочем, его слова звучали не слишком уверенно. Я немного удивилась его словам – отец редко хвалил меня, и если делал это, то неуклюже. Таким он был лишь со мной, но так было не всегда.
– Что вы, никому не сравниться с вами в бою. Дабы достичь вашего уровня, мне ещё нужно много работать, – ответила я, благодарно улыбнувшись.
В моих словах не было ни капли лукавства, по физической силе у отца не было равных. Вот только, мне хотелось большего. Желала сравниться с ним по силе: не только в физической, но и в Святой. Я хотела пробудить все четыре луча. Поскольку отец обладал четырьмя лучами Святой силы. Помимо второго луча покаяния и четвёртого луча непоколебимости, он обладал третьим – исцеления и пятым – воплощения, позволяющим наделять любые предметы и вещи Святой энергией. В качестве Главы Дома Отваги и Чести, он выделялся особенно сильным развитием лучей покаяния и непоколебимости. Иногда казалось, что отец сам светится из-за четырех лучей циркулирующих в его теле. Ведь обладатели четырёх лучей были редкостью даже в самые давние времена.
Кроме отца, великим благословением ныне были одарены всего лишь два человека: Глава Дома Благоразумия и второй сын Святого отца – Зэофания. Зэофания решил, как и наследники Дома Отваги и Чести, развивать лучи покаяния и непоколебимости. Подобно отцу, он способен очистить более десяти проклятых за одно мгновение. Что нельзя сказать о Главе Дома Благоразумия, который предпочёл развитие луча воплощения, как и многие из его предков.
– Всё в порядке. Эти дни не за горами, ведь…ты моя дочь, – сказал он, вернувшись к своей курице.
На моих глазах навернулись слёзы от его слов, я резко опустила голову и принялась за суп, который долго ждал своего часа, надеясь, что никто не заметил мою минутную слабость.
Под этими словами он не имел в виду то, о чём мы говорили ранее. Даже когда надежды почти не осталось, отец.., он продолжал верить в меня.
Глава Дома Отваги и Чести – Святой рыцарь Басилин, коим его величали, любил всех своих детей. Такое обильное проявление любви по отношению к своим отпрыскам было нежелательным в других Домах. Святой Отец придерживался того же мнения. Нашего отца это не волновало, до той поры, пока это не касалось Дома.
Внимание отца переместилось на Нору. Всё это время она неустанно следила за мной, сжимая вилку так, будто готова была выколоть ею мне глаза. Заметив это, отец сделал вид, словно поперхнулся и несколько раз закашлялся, прежде чем обратиться к ней.
– Это будет твой первый поход без меня. У тебя сильный дух и выдающиеся способности, я не сомневаюсь в тебе. Даниэль и Иоанн будут рядом, дабы помочь тебе, и если по каким-то причинам от них не будет пользы, всегда можно обратиться к твоей наставнице, Камилле, – пояснил отец.
– Да, отец! Я постараюсь сделать всё, чтобы оправдать ваши надежды и принести ещё большую славу нашему Дому! – с воодушевлением чуть ли не закричала Нора.
– Да прибудет с тобой свет Божий! - сказал отец, разделяя свой ржаной хлеб на два куска и протянув один из них Норе, что сидела слева от него.
Матушка сжала плечи. Она старалась скрыть свою раздражительность, пытаясь расслабиться, но несмотря на её усилия, глаза направленные на падчерицу выдавали истинные чувства. Каждое слово, каждое движение, даже каждый вздох Норы раздражали матушку. Можно сказать она не могла выносить самого существования Норы. Все в доме хорошо знали о ненависти матери к Норе, да и самой Норе это тоже было известно.
Вода в моем бокале начала закипать ровно в тот момент, когда Нора, встав со своего места, приняла хлеб из рук отца в знак поощрения за свои рыцарские достижения, достигнутые благодаря Святой силе. Отец, будучи Главой, делал это не редко, часто делясь своим хлебом с командирами и советниками, но почти никогда с детьми. Меня одолела зависть, но я старалась сохранить спокойствие, что нельзя было сказать о матушке, которая уже не могла терпеть. Она сидела за другим концом стола выполненного из тёмного дерева, сжимая губы так крепко, что брови дёргались. Несмотря на её попытки улыбнуться, я знала, что в она в бешенстве.