Дабы не усугублять ситуацию, я решила обратить на себя внимание матушки и других.
– Да не покинет он нас в этой миссии, да прибудет победа роду людскому против созданий скверны по ту сторону Священного барьера. Пусть Бог просветит твой путь и всех Святых рыцарей во тьме. Да прибудет Свет Божий с вами! - встав со стола, произнесла я.
Все за столом удивленно посмотрели на меня. Даже Авель жадно поглощающий виноград, лежавший посредине стола, чуть не поперхнулся. Но главное матушка обратила на меня внимание и вода в бокалах перестала реагировать на её злость.
Нора, по всей видимости, была удивлена не менее Авеля, поскольку обычно я не вела себя столь громко за столом. Возможно, со стороны это выглядело как детский трюк дабы привлечь внимание отца к себе, но это было лучше, чем если бы он заметил, что матушка всё ещё способна использовать дар воды. Перед свадьбой она отказалась от дара Аэриды, своего имени и своего рода, чтобы выйти замуж за отца. Перед алтарём в Храме приняла Свет своим Богом. Но дар не исчез. Матушке пришлось это скрывать. Поскольку это означает, что она не всем сердцем приняла Бога Света и не отказалась от своего естества. Если бы выяснилось, что она до сих может управлять водой, то все обеты данные Свету – ложь.
– Да будет так! – подняв глаза к потолку сказал отец и все остальные за ним повторили его жест, даже слуги стоявшие в углу трапезной.
Сев на стул, я взглянула на матушку. Словно ничего не произошло, она продолжала есть свои варённые овощи.
Слава Богу, что отец ничего не заметил. Взгляд Норы снова переметнулся на меня.
– Отец, кажется, Марше снова не здоровится. Её бледная и без того, кожа стала ещё бледнее и даже отдаёт зелёным, – съязвила Нора, указав на меня. Она старательно искала каждый изъян во мне, лишь бы очернить.
– Со мной всё в порядке, отец. Как вы знаете, я унаследовала цвет лица от матери, а она не человек, – сказала я.
– Позаботься о себе, – ответил отец спокойно, не отрываясь от еды.
***
После ужина матушка пригласила меня к себе. Мне было известно, с какой целью она меня звала, но я и не собиралась отказываться. Можно было рассказать всё отцу или дать ей понять, что я более не маленькая испуганная девочка, для которой слово матери является законом. Я могла, но не делала этого. Правда в том, что я сама хотела стать Святым рыцарем – это было моё желание, не её. По крайней мере, так я думала на протяжении всей своей жизни.
Комната матушки располагалась в отдалённой части третьего этажа, в точке, куда доносились звуки моря. Окна её комнаты были всегда открыты, независимо от погоды и времени года, позволяя свежему морскому бризу и мягким звукам прибоя проникать внутрь.
Когда мне было четыре, я осталась ночевать у матушки и сильно простудилась. Это была моя первая ночь с ней, до этого обо мне заботились слуги и моя няня, поскольку было бы разумнее доверить уход за ребёнком который родился на суше, людям, чем ливрийке, выросшей в море. Но в тот день я очень сильно захотела провести ночь с матушкой, оказаться в её объятиях и уснуть, вдыхая её запах.
Это решение чуть не обернулось моей смертью. А всё из-за того, что матушка посреди ночи распахнула окна в зимнюю ночь. Несколько дней я находилась в бреду и помнила лишь рыдающее лицо матери и отца, который места себе не находил, а также лица лекарей пытавшихся меня спасти.
В тот момент, когда я вошла в комнату матушки, она стояла у окна, ласково поглаживая створку окна, в одной лишь сорочке нежно – розового цвета. Ей очень шли вещи нежных тонов, они компенсировали серую бледность кожи и делали её более живой. Тем не менее, нельзя было сказать, что она была безобразной. Ливрийцы по своей природе необычайно красивы, но их красота была скорее отталкивающей, “слишком холодной”, как её называла я.
У матушки были выразительные большие глаза цвета ночного моря и такого же цвета волосы с проблесками тёмно-зеленого. Волосы всегда блестели словно ночное небо, усеянное звёздами. Как и у других подводных существ, у неё была чешуя, напоминающая драгоценные камни. Она находилась на щеках под глазами, на запястьях рук и на щиколотках. Чешуйки были разных размеров и оттенков, но преобладали розовые и голубые. У представителей её расы, не было зрачков как и у нее. Я унаследовала бледность ее кожи и не человеческую красоту волос, но чешуи у меня не было. В остальном же мы были похожи как две капли воды, если бы не мои голубые глаза и черты, выдающие во мне человека.