Поэтому я удивилась, ведь сегодня Мирраэль решила не переодеваться, а пойти в обычном наряде с уже образовавшимися складками. Она во многом напоминала Нору особенно в детстве, я даже думала они идентичны. Однако последняя не придавала значения семейным трапезам, появляясь в грязном, пропахшем потом мундире с растрёпанными от постоянного пребывания на ветру, волосами.
В трапезной, как обычно, нас уже ждал Ранхель, погруженный в дискуссию с одним из работников двора по случаю свадьбы его дочери. Однако, по нашему прибытию, работник незамедлительно покинул помещение. Ужин проходил без пристального взгляда десятков глаз. Господ обслуживали только я и ещё одна служанка.
Лишь в повседневные дни стол хозяев поместья накрывался пышно и торжественно. В Святых землях даже в праздничные дни столы не ломились от разнообразия еды, как повседневный ужин господ этого двора.
– Отец, ты ничего не заметил? – спросила Мирраэль, немного отодвинувшись от стола и разводя руки в стороны, демонстрируя свой наряд.
– А должен был? – усмехнулся Ранхель.
– Я дам тебе подсказку: мой наряд!
– Ах, как я мог не обратить на это внимание! Сегодня твой наряд не такой парадный и официальный? – неуверенно предположил лорд.
– Именно! Сегодня я замарала наряд ничем! Посмотри, он полностью чист и даже складок нет! Проносила его почти полдня! – Мирраэль, резко встала со стула.
– Полдня?! Неужели, моя милая дочурка стала взрослой? – начал смеяться Ранхель.
– Ты снова потешаешься надо мной! – обидевшись на отца, дочь присела обратно.
– Мирра, доченька, я нахожу тебя милой. Разве ты когда-нибудь видела, чтобы я шутил или так глупо улыбался кому-нибудь, кроме тебя? – начал утешать ее он, и демонстративно широко улыбнулся.
– Да, матушке, – поникнув, ответила она.
– Тебе и Еве, – подтвердил Ранхель, нежно взяв Мирраэль за руку.
“Заботливый и любящий отец…” – пронеслось у меня в мыслях.
Разглядывая их непринужденность, перед моими глазами сами собой всплыли образы ужинов с матерью и отцом из моего детства. В Ранхеле неизбежно проявлялись черты моего отца. Он был таким же: поддразнивал с широкой улыбкой на лице, громко смеялся над моими шутками…, но то было в детстве. Отношения Мирраэль и Ранхеля не знали стен этикета, ограничений и правил. Он позволял ей все, а она в свою очередь этим пользовалась. Что бы она ни пожелала всё выполнялось в лучшем виде и мгновенно: изысканные наряды, украшения, романы, редкие краски и полотна. Всё это было в излишестве.
Лорд никогда не упрекал и не критиковал её ребячество. Напротив, принимал такой, какой она была, со всеми достоинствами и несовершенствами. Он находил каждый её жест милым, словно отец, радующийся первым словам своего ребенка.
Рядом с Мирраэль Ранхель становился совершенно другим: весь его властный и безразличный вид исчезал, стоило только его дочери оказаться неподалёку. Казалось, помимо нее ни одна душа, статус или драгоценности этого мира не имеют для него смысл. Его дочь — залог существования, лучик света в серой обыденности, самый большой дар. Однако что произойдет, если кто-то решит лишить его этого дарования? То единственное, что осталось от его покойной супруги. Утонет ли он в глубоком несчастье, неспособным даже пошевелиться? Или возгорится яростью в ответ на тех, кто посмеет навредить его дочери? Потеряет ли он контроль и постарается, даже будучи высшим проклятым, стереть этого человека с лица земли? Выпустит всю ту энергию, которую он так старательно подавляет? Без сомнения, он лично покончит с этим человеком. Если бы перед ним стоял выбор между всем, что у него есть, и ею, он предпочел бы ее, не задумываясь.
Я сжала кувшин с вином, который держала, стоя в углу. Не отрывала взгляд от отца и дочери. Они, все также непринужденно говорили, не замечая никого.
Мой план был жесток и далек от морали. Будь они людьми, я бы самолично обезглавила себя за такие грязные, безнравственные мысли, ибо это означало, что я утратила свои ценности, связь с Господом Света и больше не имею права на мирное существование.